Кто знает, что они думают друг о друге в действительности, какие воспоминания о взаимной либо безответной любви или ненависти связывают их между собой? Ни один из мужчин ни намеком не выказал свои истинные чувства. С поэтессой, однако, ситуация иная. По своей натуре она женщина страстная, и полтора месяца по тюрьмам и судам сильно на ней сказались. Вчера вечером она слегка приподняла свою маску. Лишь однажды — но на один короткий миг я ощутил, как в воздухе сгустилось напряжение.
— Ты имеешь в виду тот момент, когда она прочла это свое странное стихотворение о счастливом воссоединении?
— Совершенно верно. Ты ей нравишься, Ло, и я совершенно убежден, что она ни за что не стала бы читать подобные стихи, если бы расстроенные чувства не заставили ее позабыть о твоем присутствии. Позднее, когда мы смотрели на балконе фейерверк и Юлань несколько остыла, она более или менее извинилась перед тобой. Это стихотворение предназначалось одному из твоих гостей, Ло.
— Рад слышать. Ее жестокое осуждение по-настоящему меня потрясло, тем более что для импровизации стихотворение поразительно хорошо.
— Что ты сказал? Извини, Ло, я просто снова задумался об этих двух анонимных письмах. Если они написаны одним и тем же лицом, значит, один из твоих гостей ненавидит Юлань.
Ненавидит так сильно, что хочет видеть ее на эшафоте. Мы опять возвращаемся к главному вопросу: который из троих? Что ж, я обещал тебе поговорить с поэтессой о том, что произошло в монастыре Белой Цапли, и надеюсь, что сегодня вечером у меня такая возможность появится. А потом я коснусь в разговоре этого анонимного письма и незаметно прослежу за тем, кто как на это отреагирует. Особенно как отреагирует поэтесса. Однако я должен честно тебе признаться, что не жду многого от этой попытки.
— Утешил, называется! — пробормотал судья Ло.
Он откинулся на подушки и смиренно сложил руки на животе.
Через некоторое время они вновь оказались на ровной площадке. Паланкин остановился. Вокруг слышался глухой шум голосов.
Процессия добралась до плоской возвышенности, открытого пространства среди гигантских сосен. Благодаря синевато-зеленому цвету хвои этих деревьев Изумрудный утес и получил свое название. Впереди, у самого обрыва, стоял открытый со всех четырех сторон одноэтажный павильон, тяжелую крышу которого поддерживали ряды толстых деревянных колонн. Утес нависал над глубоким узким ущельем. Напротив возвышались два горных хребта. Первый из них находился примерно на одном уровне с павильоном, а второй вздымался в исчерченное красными полосами небо. На другом краю утеса виднелся небольшой храм, его остроконечная крыша наполовину скрывалась в ветвях высоких сосен. Перед храмом выстроились маленькие ларьки, где торговали едой. Сейчас они были закрыты из-за визита судьи. Повара Ло устроили возле них кухню прямо под открытым небом. Вокруг расставленных среди деревьев столов суетились слуги с полными еды корзинами и большими кувшинами вина. Там будут отмечать праздник стражники, военные и другие служащие суда. Носильщики и кули подъедят и выпьют то, что останется.