Ледяным голосом, полным неприязни, она сказала:
– Он умер двенадцать лет назад, и все его «старые друзья» об этом знали.
Нужно было убираться оттуда, но я должен был кое-что добавить.
– Я мог бы поклясться, что видел его не так давно. Прямо здесь, и вы тоже тут были. Вы точно меня не помните?
– Совершенно точно, – ответила она. – Насколько мне известно, я ни разу в жизни вас не встречала.
И я понял, что она говорит правду.
Я перестал искать Харриса Л. Гринера в бруклинских телефонных справочниках, потому что его там нет. Но он был. Он был там однажды, и я его видел. Я это не «вообразил» и не «представил» – все Тэды Хеймсы мира меня не переубедят. И я скажу вам почему. Я позвонил доктору, которого упомянул Гринер.
«Как же, помню, – сказал он – судя по голосу, доктор был приятным малым. – Причина смерти Гринера – открытая информация, она есть в свидетельстве о смерти. Харрис Гринер скончался от сердечного приступа двенадцать лет назад».
Я знаю, что это ничего не доказывает, знаю, но… вы понимаете? Из сотен случаев, с которыми врач имел дело за двенадцать лет, он мгновенно вспомнил именно этот. Очевидно, была какая-то причина, по которой он навсегда запомнил его.
И мне известна эта причина, известно, что произошло. Там, в моей гостиной, на третью ночь, зная, что нужно принять решение, Харрис Гринер стоял и смотрел на улицу. Для него был 1940-й год – двенадцать лет назад, – и он ждал знака, который помог бы ему сделать то, что, как он считал, следовало сделать. Для меня было настоящее, пока я лежал, меня охватила уверенность, и я внезапно, настойчиво произнес: «Сделай это! Проклятье, давай. От тебя требуется только присутствие духа». И через годы, по тому непонятному мостику, на мгновения возникшему между нами, Гринер услышал. Быть может, для него это прозвучало как шепот или мысленный голос.
Но я знаю, что Гринер услышал меня, и более того, что он понял то, чего не понимал я: с моральной точки зрения это был призыв к самоубийству. «Сделай это!» – услышал он и, зная, что имеется в виду, сделал. Я уверен, что он вернулся в 1940 год и пошел в ванную, где хранилось снотворное. Затем написал записку Уильяму Булю, бросил ее в почтовый желоб в коридоре и в последний раз лег в постель.
Не спрашивайте меня, как это случилось или почему, – спросите Эйнштейна. Я не знаю, смещается ли время и можно ли переиграть события, которые имели место в прошлом. Я не знаю, как это случилось, – знаю только, что случилось.
Откуда я знаю? Мальчик, игравший в мяч на заднем дворе дома Гринера, был тем же самым, которого я видел раньше. Но другой мальчик – в первый раз я его не видел, потому что его там не было. Его не было нигде – его вообще не существовало. Однако теперь он существует, и я знаю, кто он такой – семейное сходство не даст соврать. Он брат первого мальчика. Они похожи, как близнецы, только один выше другого. Второй мальчик младше первого на год или около того. Уверен, они хорошие ребята. И уверен, что, если бы старый мистер Гринер видел их, он бы радовался и гордился своими внуками: и первым, и вторым.