Он с удовольствием посмотрел на свою царицу. Она беседовала с беременной Ливой, опустив к земле руку с мечом, стройная и сильная, в кожаном платье без рукавов, что так славно облегало ее высокую грудь, свободно сборило на тонкой, как у юной девушки, талии. Она была лишь немного ниже Венгесе, и мечи их весили одинаково, но она поднимала свой уверенно, как заправский воин. Почуяв его взгляд, Евгения повернулась к мужу. Безупречный овал лица, длинные четкие брови взлетают к вискам, как крылья ласточки, и в обращенном к мужчинам взгляде — извечная любовь. Но, как всегда, что-то в ее нежном и гордом лице опять полоснуло его по сердцу болью. Было в нем что-то трогательное, беззащитное, как отзвук давно ушедшего или еще не пришедшего страдания, напоминания о той тоске, которая крепче брачных уз привязывала ее к нему. Это сочетание силы и хрупкости заставляло его оберегать ее от всех возможных бед, как ребенка, — точно так же, как Сериаду и Алию.
Евгения вдруг насторожилась, на ее лице появилась тревога. Она обернулась к ограде. Хален тоже повернул голову и увидел неторопливо шествующего к ним Бронка. Скрипнула калитка, застучали по доскам каблуки. Бронк похудел и почернел, сразу напомнив Халену, каким был много лет назад, после гибели сына. Мундир болтался на его плечах, но сапоги были начищены и седые волосы тщательно уложены. Он поклонился царю и царице, пожал руку Венгесе.
— Бронк, дружище! Я рад тебя видеть. Но что случилось, почему ты вот так, без предупреждения?
Хален улыбнулся было, но улыбка быстро сползла с его лица.
— Та-а-ак… — протянул он. — Дай я угадаю. Твой любимый царь шедизский, похоже, чем-то тебе не угодил. Я же говорил, что он еще заставит нас понервничать. Рассказывай!
— Позвольте присесть, государь, — Бронк опустился на скамью рядом, с наслаждением вытянул ноги. Хален дал ему свою чашку, и он, не поморщившись, выпил темный отвар. — Лекарство от лихорадки? Именно то, что мне нужно, ибо я сгораю от стыда. Я вынужден просить вас отстранить меня от государственных дел, мой повелитель.
— Да рассказывай же!
— Меня и Мооса Намаана выставили из Шедиза. Оба посольства закрыты, нам дали двадцать часов на то, чтобы покинуть страну. Думаю, в эту минуту войска Алекоса уже вторглись далеко на территорию Матакруса.
Хален побагровел до синевы, так что Евгения испуганно вскрикнула. Почти сразу же он побледнел — опять же до синевы, вскочил и в бешенстве потряс кулаками над головой Бронка. Присутствие женщин не помешало ему выругаться от всей души.
— …мать! — еще раз в ярости крикнул он. — Чтоб мне пропасть, я даже рад этому! Не говорил ли я этим идиотам, что они дождутся беды?