Чужой в чужой земле (Хайнлайн) - страница 263

— Не скажу. Я лучше посмотрю на нее и стану думать о ножах. 

— Очаровательная малютка, не так ли? Почему бы тебе не уговорить ее лечь в постель? Она будет проворной, как тюлень и такой же скользкой. 

— Вот те на! Ты порочный старик, Джубал. 

— И с каждым годом становлюсь все порочней. Мы не станем больше рассматривать скульптуры. Обычно, я ограничиваю себя одной в день. 

— Годится. Я чувствую себя так, как-будто выпил три стакана виски подряд. Джубал, почему таких вещей не бывает там, где они просто должны попасться человеку на глаза? 

— Потому что мир спятил, а искусство всегда отражает дух своего времени. Роден умер, когда мир только начал сходить с ума. Его преемники заметили удивительные вещи, которые ему удалось сотворить со светом и тенью, с массой и композицией. И они скопировали эту часть. Но им не удалось увидеть, что мастер рассказывал истории, обнажавшие человеческое сердце. Они стали презирать живопись и скульптуру, рассказывающие истории и окрестили их «литературщиной». Все они ударились в абстракцию. 

Джубал пожал плечами. 

— Абстрактные композиции хороши для обоев или линолеума. Но искусство должно пробуждать жалость и вызывать ужас. Современные художники занимаются псевдо интеллектуальной мастурбацией. Творческое искусство — половой акт, в котором художник передает эмоции своей аудитории. Парни, не соизволившие или не сумевшие сделать это — теряют публику. Обычный человек не станет покупать «произведений искусства», оставляющих его равнодушным. Если же он платит, деньги выманивают у него налогами или еще каким-нибудь способом. 

— Джубал, я всегда удивлялся, почему мне наплевать на искусство. Я думал, у меня чего-то недостает. 

— М-м-м, нужно учиться понимать искусство. Но художник должен пользоваться языком, который можно понять. Большинство парней не хотят пользоваться языком, которому ты и я можем научиться; они скорее станут насмехаться, утверждая, будто мы-де «не смогли» понять, что они подразумевают. Если не вообще что-то. Неясность — убежище некомпетентности. Бэн, можешь ли ты назвать меня художником. 

— Что? Ты пишешь вполне прилично. 

— Спасибо. «Художник» — это слово, которого я избегаю по той же причине, по которой не люблю, когда меня величают «Доктор». Но я — художник. Большую часть, написанного мною стоит прочесть один раз… а может и ни одного, если человек знает ту малость, которую я хочу ему рассказать. Но я — честный художник. Написанное мною предназначено для того, чтобы дойти до покупателя и воздействовать на него, если возможно, жалостью и ужасом… или, по крайней мере, развлечь его в часы скуки. Я никогда не прячусь от него, прикрываясь своим особым языком, и не стану искать похвалы других писателей за «технику» и прочий вздор. Я хочу похвалы от покупателя наличными, потому что я добрался до него — или мне ничего не нужно. Поддерживать искусство — merde