— Прескверно, — проворчала Жаклин. — Снилась какая-то чертовшина. Будто хожу я по вашему замку и никак нс могу найти выхода. Дверей куча, но ни на одной нет не то чтобы замка, а даже и ручки.
«Стерва», — восхитился Дюбуа. А вслух спросил:
— Но как-то все, же выбрались?
— Ага. Как паук по стенке. Другого способа не было.
— Замечательное решение проблемы.
Обычно люди, видя запертую дверь во сне, тут же просыпаются. То есть пасуют перед препятствием. А вы… представляете определенный интерес с точки зрения психологической науки. Только, интересно, почему — как паук? А не как птичка?
— Наверное, из-за прагматичности характера. Я и во сне знаю, что летать не умею.
— А ползать по стене, значит, умеете? — с живым интересом спросил Дюбуа.
— Да, — скромно ответила Жаклин. — Ну, правда, во сне мне помогало странное привидение, которое ходило по канату на фоне луны, распевало мексиканские песни и вообще вело себя безобразно.
— Я бы хотел изучать ваши сны, — с тоской в голосе произнес Жан. — Ей-Богу, замечательный материал для исследования.
— Изучайте, — согласилась Жаклин.
— Больше вам ничего не снилось?
— Рыбы в аквариуме.
— Рыбы?
— Ну да, спящие рыбы. Большие такие. Спали себе под одеялами…
Дюбуа не выдержал и расхохотался.
— Жаклин, если когда-нибудь вам понадобится моя жизнь, придите и возьмите ее. Я еще никогда не встречал такой… такой очаровательной легкости, честное слово!
— Мой папа совершенно противоположного мнения. Он говорит, что с более тяжелым характером он в жизни своей не сталкивался.
— Это он вас… воспитывает? Строгий папа?
— Да, пожалуй. Хотя ужасно добрый. Он, правда, не совсем папа. Я — приемыш.
Дюбуа вдруг перестал ее бояться. Он перестал видеть в этой девчонке человека, способного нанести ему серьезный удар. И тут же ему искренне захотелось защитить ее, правда, непонятно от чего. Очень уж гордо и одновременно беспомощно прозвучало это «приемыш». Жан Дюбуа хорошо понимал человеческие интонации. Он пожалел, что рассказал Грати о ее ночном визите.
— Вас это… гнетет? То, что он — не родной отец?
— Нет, — пожала плечами Жаклин. — Он воспитывал меня с младенчества.
— А ваши настоящие родители?… Простите, если вам неприятен этот разговор, но я все же в некотором роде врач.
— Мои родители умерли в один день. Поднимались на простенькую вершину в Альпах. Погода испортилась. Никто ничего и понять-то не успел. Сложные вершины брали, и ничего. А тут… Судьба.
— Простите, Жаклин, — проговорил Дюбуа. — Я вовсе не хотел огорчить вас.
— Ничего. Я их совсем не помню. Родители — для меня довольно абстрактное понятие. Другое дело — мсье Ферран…