На Забайкальском фронте (Котенев) - страница 43

Нельзя было не вспомнить слов подполковника Сотникова. Калабин — действительно дотошный человек. Стремление к анализу, постоянное желание посмотреть в корень, отыскать первопричину — отличительная черта его характера. Хорошая черта!

В степи дымилась сизая поземка. Белые струйки игриво ползли по голой потрескавшейся земле, шуршали в высохших стеблях прошлогодних трав и уносились к окутанному снежной пылью валу Чингисхана. Ярослав Котко тихо шел к своей землянке, низко опустив голову. Ему не хотелось глядеть на товарищей, не хотелось ни с кем говорить. Он думал о своей неудаче, пытался понять, разобраться, отчего все так произошло.

А неудача случилась серьезная: на закончившихся артиллерийских стрельбах его расчет получил самую низкую оценку, потянул назад всю батарею и даже дивизион. Такого позора он не испытывал еще никогда. Стыдно глядеть товарищам в глаза.

Всему причиной, видно, письмо из Кохановки, которое он получил перед самыми стрельбами. Оно выбило его из колеи, расстроило до крайности и конечно же повлияло на результат. Письмо пришло внезапно.

— Ярослав, тебе депеша из Кохановки! — заорал на всю землянку дивизионный почтальон.

Кохановка! Сколько дней и ночей пробыла она в оккупации. И вот наконец вызволена из неволи. Ярослав мигом представил родную деревеньку, утопающую в кипенных вишневых садах и зеленых тополях. Перед глазами встала знакомая улочка, белая хатенка, высокая верба у плетня, а под нею узкая скамейка, на которой он подолгу просиживал с любимой девушкой…

Котко с жадностью принялся читать письмо из дома. Но его лицо постепенно мрачнело, глаза застилала темная поволока. Отец писал, что теперь уж нет той Кохановки, что была до войны. Фашисты пожгли хаты, вырубили сады, многих людей поубивали, многих увезли в концлагеря. «Нет больше у тебя брата Виктора, — писал отец, — фашисты его расстреляли. А твою сестру и твою невесту Оксану увезли в неметчину. Что с ними теперь — страшно подумать. А наших соседей Василия Пономаренко и Ивана Рябоконя нашли за селом убитыми. Из хозяйства у нас осталась одна кошка да собака Рябчик. Живем мы в подвале и проклинаем проклятых фашистов. Чтоб они подавились нашим добром. Чтоб захлебнулись нашими слезами и нашей кровью».

Дочитав письмо, Ярослав достал лист бумаги и написал рапорт: «Прошу послать меня на фронт». Хотел в тот же час подать его командиру, но не успел: раздалась команда строиться. «Подам после стрельб», — решил, направляясь в строй.

С тяжелыми думами ехал Ярослав Котко на полигон. Ходил там, как оглушенный сильным ударом. Все валилось у него из рук. Думал о погибшем брате, о сестре и невесте, о родителях, которые ютились в темном подвале.