– Я рассчитываю каждый шаг на несколько ходов вперед, – говорит он обычно своим новым знакомым (то есть тем, кто не успел узнать его получше) с самым важным видом.
Затем он продолжает развивать свою мысль примерно в таком русле:
– Я решил так: коли я народился на свет, то народу это, значит, было нужно. Ко мне и сейчас приходят совсем незнакомые люди, и говорят: нужен ты нам, де Кикс, прямо позарез. Я привык народ уважать. А раз гак, то я выламываю ограду и начинаю рассредотачивать силы. И что удивительно: народ – он меня понимает. Парод – он так и говорит: ты, сэр де Кикс, можешь нас душить и ломать. Потрошить нас можешь опять-таки. По только – чтобы честно... А я что? Я – всегда. Я – честно. Душу и ломаю. Потрошить опять-таки случается. Но в глаза всегда честно скажу – ты, народ, меня уважаешь? А народ мне тоже в глаза – да, говорит, де Кикс, уважаю, причем сильно.
Хозяин Гасторвилля дома бывал редко. Чаще его можно было увидеть в Стране Басков, или в Ломбардии, или в предгорьях Альп – везде, где только шли какие-нибудь раздоры, война, эпидемия чумы или свинки. Короче, там, где была возможность поживиться.
– Я – человек творческий, – говорил де Кикс. – На одном месте усидеть мне трудно... Люблю приключения!
Приключения обычно заканчивались для него плачевно. Граф не раз бывал избит и доставлен домой в повозке. Но бывало и так, что де Кикс возвращался в Гасторвилль верхом на белой лошади, и черные рабы- мавры в набедренных повязках несли вслед за ним огромный сундук с награбленным добром (хотя правильнее было бы сказать – злом, потому что добро награбленным не бывает)... Отсюда, из этих потемневших от времени сундуков, и черпал граф де Кикс средства к своему существованию.
Однажды он вернулся из похода в удовлетворительном, как говорят врачи, состоянии, но не стал устраивать по этому поводу большое шоу. Де Кикс приехал ночью. На копыта его лошади были надеты мешочки с отрубями, чтобы те не стучали. За графом следовали несколько темнокожих нубийских рабов, которые несли на себе огромный сундучище, по внешнему виду напоминающий гроб.
Единственным звуком, который раздавался в ночи, было пыхтение рабов. Видно, сундук нагрузили изрядно.
После этого де Кикс несколько дней вообще не выходил из своего замка. Деревенские кумушки видели, как четыре рудокопа из шахтерского поселка стучались в ворота Гасторвилля. Но ведь гора Ферри внутри уже пуста, верно? Ни золота, ни драгоценностей там не откопаешь. Даже ржавую кирку, которая валялась в шахте, и ту унес с собой Дамиан Овчарник, когда был мальчишкой... Зачем, спрашивается, стучались рудокопы?