— Вот вы часто на Ленина ссылаетесь…, - начал, было, Соловьёв.
Я с прищуром в упор посмотрела на него:
— Ну-ка скажите, что я делаю не так, как учил Ленин?
Соловьёв, сразу смолк.
«Эх ты. Вот ты как знаешь Ленина, а ещё секретарь Райкома!» — внутренне торжествовала я, чувствуя в этом своё превосходство.
— Вы обвинили нас в том, что мы неправильно поступили с Лепихиной, — начал после паузы Соловьёв. — Может, для школы мы сделали и хуже (вот когда признал!), но для Райкома лучше.
— И для Райкома хуже. Такие крутые меры не укрепляют авторитета Райкома.
Время беседы приближалось к концу, но я чувствовала, что мой противник не сломлен, что он полон решимости снова мстить мне за доставленную ему неприятность, и будет это делать при каждом удобном случае, а у меня уже не будет возможности защищаться. Не буду же я всё время писать жалобы! Надо, что-то надо вот сейчас сказать такое, чтобы убеждённость победила силу власти, чтобы никогда у этого «партийного» руководителя не появлялось больше желание действовать насилием не только по отношению ко мне, но и по отношению к другим.
Мозг лихорадочно работал, время отсчитывалось секундами…. Наконец-то всплыла на поверхность сознания спасительная мысль.
«Ну-ка, как ты на это прореагируешь? — заранее торжествуя, подумала я и сказала, обращаясь к Соловьёву:
— А что если обо всех моих злоключениях узнают мои ученики? Многие ведь из них восприняли мои убеждения. Вы помните, я читала вам отрывки из писем некоторых из них? И уже не я, а они, или мои дети, я же не скрываю от них ничего, напишут в «Комсомольскую правду», и оттуда приедет корреспондент? Как вы будете чувствовать себя тогда?
Соловьёв даже съёжился при этих словах, приняв их совершенно серьёзно. Он никак не ожидал, что дело может принять такой оборот, и не находил слов, чтобы хоть что-то ответить мне.
Ему на помощь пришёл Николай Данилович Жуков:
— Вы что, уже грозить начинаете? Да я бы на его месте возмутился сейчас!
— Ничуть не грозить. Просто говорю о том, что может быть, — спокойно ответила я, в душе наслаждаясь произведённым эффектом.
Это была моя моральная победа, и я гордилась ею. До самого конца беседы Соловьёв уже не произнёс больше ни слова.
— Я не понимаю все-таки, — снова вступил в разговор представитель Обкома (никак не вспомню, как его зовут), — в чём же конкретно вы хотите, чтобы вам помогли? У нас же не так много времени, чтобы ездить несколько раз по одному делу.
— А вот в чём, отвечала я. — Во-первых, скажите товарищам из Райкома, чтобы они не старались подавить мою общественную деятельность, а поддерживали её. Понимаете, у меня есть знания, опыт, убеждённость, и я хочу до конца отдать всё это общему делу. Тем более, люди просят об этом. Просто я не могу жить без участия в общественной работе.