Б-бах! И следом за первым выстрелом второй, через очень малый период времени. Действительно быстрая перезарядка. И обе пули точно в цель пошли, что и было ознаменовано радостным девичьим криком. Лукреция, ну да, она в своём репертуаре. Как начала увлекаться стрельбой, так это самое увлечение никуда не делось. Обычные пистолеты, арбалеты разных модификаций, а теперь ещё и вот эта вот новинка. В массовое производство её не пустишь, но как отдельные образчики… Почему бы и нет в конце концов!
— Забавы твоей сестры, милый, они такие необычные для женщины.
— А вот тут уже ничего не поделать, — развёл я руками, тем самым показывая стоящей рядом и смотрящей на едва заметные речные волны Хуане, что это уже не лечится. — Результаты воспитания, примеры рядом в виде меня и Бьянки, общество наше же и нескольких кондотьеров, потом ставших опорой Италии. Иного из моей дорогой сестрицы вырасти и не могло. Чему я, собственно говоря, рад.
— Лукреция, Бьянка… А если среди наших с тобой детей будут и дочери, что с ними?
— Право выбора, родная, — ласково произнёс я. — Они будут его иметь. Смотреть, сравнивать. К чему потянутся, какой путь выберут, по такому им и идти. Тут главное никакого приневоливания. Да это не только к дочерям относится, но и к сыновьям. Взять хотя бы меня…
— Старшему сыну меч, второму сутану, — процитировала Хуана уже оставшийся в прошлом завет дома Борджиа. — Да, Чезаре, тебя церковь не удержала.
— Зато он удержал её, — вступила в беседу Лукреция, успевшая пальнуть из своей новой стреляющей игрушки ещё несколько раз и неизменно попадая по мишени, которой служила выброшенная за борт доска. — И не только удержал, но ещё и реформировал так, чтобы она больше не доставляла юным синьорам таких хлопот.
Супруге, девушке до сих пор скромной и довольно богобоязненной, только печально вздыхать и оставалось. Никак не могла принять — привыкла то уже давно — что Борджиа и их ближнее окружение, особенно молодое поколение, совсем уж без пиетета относятся к делам духовным. Можно сказать, рассматривают с сугубо практической точки зрения, без какой-либо особенной сакральности. Разумеется, атеистов не водилось — я тоже им ни разу не являлся — но вот отношение к творцу и вообще понятию бога и его/их влиянию на мир вокруг… Тут встречалось разное, что совсем недавно считалось бы жесточайшей ересью в Риме, а теперь разве что в Авиньоне и тех краях, где признавали его духовную власть. В остальных же, продолжающих считать центром Святой Престол в Риме… Там могли лишь ворчать, урезонивать словами, но никак не тащить на костёр или даже в застенки «на доверительную беседу» в компании плетей, дыбы и прочего.