Дом судьи (Сименон) - страница 38

— В чем дело, Жан?

Явственный английский акцент. Обеим дамам можно было дать от сорока до пятидесяти. В комнате, обставленной как ателье — у Форлакруа здесь, наверное, была гостиная, — повсюду виднелись мольберты, холсты в духе самого крайнего модернизма, бокалы, бутылки, африканские и китайские безделушки, словом, всевозможный хлам, от которого веяло Монпарнасом. Мегрэ протянул свою визитную карточку.

— Входите, господин комиссар. Мы ничем не провинились, не правда ли? Это госпожа Перкинс, моя подруга. А меня зовут Энджелина Доддс. К кому же из нас вы имеете претензии?

Сказано весьма приветливо, и не без юмора.

— Позвольте спросить, как давно вы живете в этом особняке?

— Уже семь лет. Перед нами тут жил старик сенатор, он умер. А до него — судья, так нам сказали…

Жаль, что старый сенатор умер! При нем этот дом вряд ли сильно изменился, тем более что Форлакруа продал ему обстановку и многие мелочи. А теперь здесь китайский диван, красный с золотом, весь в драконах, спорит с изысканнейшим трюмо эпохи Людовика XVI.

Впрочем, чего и ждать от этих двух англичанок, оригиналок, явно помешанных на живописи, привлеченных обаянием и уютом Версаля…

— У вас есть садовник?

— Разумеется! А в чем дело?

— Не могли бы вы распорядиться, чтобы меня проводили в сад, или проводить меня сами?

Они пошли с ним обе: им было любопытно. Сад и теперь притязал на то, чтобы выглядеть уменьшенной копией садов Трианона.

— Я сам выращивал розы, — рассказывал судья. — Поэтому я и подумал о колодце.

Комиссару показали три колодца. Один из них, посреди сада, бездействовал: летом его, должно быть, используют как клумбу для герани или других цветов.

— Вы не будете возражать, сударыня, если я попрошу разрыть этот колодец? Это, конечно, принесет саду известный ущерб. А я не запасся никакими официальными бумагами, которые обязывали бы вас согласиться.

— Там, что же, клад? — рассмеялась одна из англичанок. — Юрбен! Тащите сюда заступ.



Тогда, в Эгюийоне, голос судьи звучал неторопливо, невозмутимо, словно рассказывал он не о себе.

— Вам, разумеется, известно, что значит застать на месте преступления? Вы сами присутствовали при таких сценах в номерах гостиниц, в более или менее подозрительных меблирашках. Бывает… Наверно, дело заключалось в том, что у мужчины была пошлейшая физиономия и смотрел он на меня с каким-то вызовом. А сам он был смешон, отвратителен — полураздетый, растрепанный, левая щека перемазана губной помадой. Я убил его.

— У вас был с собой револьвер?

— Нет, револьвер хранился у нас в спальне, в комоде. До ящика было рукой подать. Я пристрелил его хладнокровно — признаю это. Я был тогда спокойнее, чем сейчас. Подумал о детях, которые вот-вот придут из школы… Позже я узнал, что он был певцом в кафешантане. Он был нехорош собой. Густые сальные волосы, свалявшиеся на затылке…