Ноги и руки гудели нещадно, и хотелось просто лечь и смотреть в небо не меньше трёх дней подряд, но такой роскоши у нас не имелось. Я подошёл к Мире и начал её тормошить за плечо.
— Вставай, великая некри́да. Пора приниматься за рабочие будни члена гильдии.
— Папа, я не хочу в гимназию, — пробормотала девчурка, не открывая глаз.
— Вставай, племяшка, — с горькой усмешкой продолжил я. — Если ты не выучишь этот урок, до следующего утра можешь не дожить.
Растрёпанная Мираэль сонно потянулась, открыла глаза и обвела взглядом тростник, мертвецов и пирата.
— Темня́тство, — буркнула она, а потом села и так замерла безвольной куклой, снова закрыв глаза. — Пусть это будет сон, — пролепетала она. — А что у нас на завтрак?
— Морское дерьмо, — пробасил вместо меня пират.
— Таколя, — произнёс я и хлопнул ладонью по плечу девушки, которая тут же села и начала водить пальцами по нечёсаным рыжим волосам.
— Хорошие чашки, мастер, — протянул Брой, отложив в сторону нож и потянувшись к разложенным на куске ткани вещам, которые мы положили сохнуть. — Можно оставлю потом себе?
Я глянул на глубокие чаши-кратеры для вина или мясной похлёбки, сделанные из серебра и принадлежавшие, видимо, сенатору, и усмехнулся. Пират всегда останется пиратом.
— А почему вино? — подала голос Мира, когда Брой разлил содержимое бочонка по чашам. Она принюхалась к желтоватой жидкости, а потом отхлебнула и скривилась. — А что оно такое кислое? Гадость.
— Это из запасов для матросов, — пояснил я. — Вино, в отличие от воды, не протухает и не даст заболеть желудочной хворью, от которой все кусты будут загажены. К тому же оно некрепкое. Так что, пей.
На этом споры закончились. Погрызли лишь слегка отличавшуюся от дерева солонину, которую запили, откровенно говоря, дерьмовым вином. Я поклялся, что как только выберемся с этого острова, прикажу подать на стол нежнейшую свинину в сливках и к нему изысканное Сацото́йское с нотками цветочных ароматов, чтоб забыть вкус этой гадости.
Вскоре Мира и Таколя слегка охмелели. Особенно это было заметно по северянке, которая покраснела лицом и ушами, словно варёная креветка. Грызли солонину в полнейшем молчании, но я иногда ловил взгляды пирата, обращённые на мою племянницу. Он тогда застывал с куском мяса в руках, глядя на две сочные и упругие выпуклости Миры с виднеющимися под тонкой тканью туники сосками. Потом пират вздыхал и переводил взгляд на плоскую Таколю, которая в такие моменты давилась едой и пыталась спрятаться за меня. Мира же делала вид, что совершенно не замечала столь пристального внимания к себе, лишь один раз буркнула, мол, сейчас пальцы вместо мяса грызть начнёт.