Я оглядел своих товарищей по счастью, стоящих и слушающих бывшего примипи́ла — командира первой элитной когорты, списанного из боевых подразделений по возрасту. Седые, коротко стриженные волосы, казалось, были того же цвета, что и посеребрённые наградные поножи с гравюрами сражения легионов с варварами.
— Но помните, мертвец может только то, что может некромант! — продолжал центурион пафосную речь. — Каждая неудача мастера — это погибшие солдаты, стоящие за первыми рядами марионеток! И потому я выжму из вас все соки! Нам нужны живые подданные империи, а не горы трупов для ваших экспериментов.
Старый воин замолчал ненадолго, а потом завершил воззвание к слушателям в нашем лице.
— Но некромант — это не только кукловод для сотни трупов! Он может куда больше! И вы должны сделать это большее во имя Ромерии!
Центурион сделал глубокий вздох и оглядел нашу троицу, а потом махнул рукой, подзывая четырёх человек, стоящих неподалёку. Не менее старый и седой мужчина в багровой тоге гильдии некромантов и три девушки в белых туниках.
— Я ваш ментор, — произнёс сухим выцветшим голосом пожилой мастер, — и я буду вас учить мастерству. А это ваши маяки, купленные за казённый счёт. Они призваны уберечь вас от бездны. В легион не возьмут отребья, и каждый из них обошёлся в целый талант золота. Вы спросите, почему они рабыни, если весь легион из свободных людей? Маяк должен осознавать, что он собственность мастера, тогда связь прочнее.
Стоило ему смолкнуть, как девушки с серебряными бляшками на кожаных невольничьих ошейниках сделали несколько шагов вперёд, встав прямо перед нами.
— Фо́тия, — произнесла крайняя девушка, похожая на благородную ромейку.
— Агапи́я, — тихо представилась своему новому хозяину средняя, красивая златокудрая хелли́нка, похожая на виденное мной в столичном храме изваяние богини любви.
Словно рука мастера делала статую с этой особы.
— Таги́ра, — с лёгким, едва уловимым акцентом южных провинций произнесла моя подопечная, а я глядел в карие, почти чёрные глаза смуглой курчавой девушки, предназначенной мне во владение на период службы.
Солнце коснулось гор на горизонте, роняя косые лучи на лагерь легиона.
И мир начал темнеть, наполняясь вечерним полумраком. А мой маяк вдруг подняла глаза к небу и начала раскачиваться и тихо петь странную песню. Всего четыре звука складывались в нечто непонятное, никогда ранее не слышанное.
Я зажмурился и открыл глаза. Мир сна и мир воспоминаний ушёл, оставив меня во тьме схрона контрабандистов. Растаяла Тагира, растаяли другие девушки и ментор, растаял седой центурион, а вот странное пение осталось, и исходило оно от Таколи, свернувшейся калачиком под серым шерстяным одеялом.