— Готово ли отделение, капитан?
— К вашим услугам, господин генерал!
— Готовы ли вы немедленно приступить к выполнению задания?
— Как прикажете, господин генерал!
— Оружие, боеприпасы?
— Все в полной боевой готовности, господин генерал!
— Вам известен объект проведения операции?
— Так точно, господин генерал!
— Вам приходилось раньше бывать в этом населенном пункте?
— Никак нет, господин генерал!
— Сумеете сориентироваться?
— Полковник Василев сориентирует. Сейчас он в Пазарджике.
Генерал посмотрел на карту.
— Пазарджик, — сказал он, постукивая кончиком взятой со стола указки по кружку на карте, — а от Пазарджика до объекта всего несколько километров. Совсем недалеко.
— Так точно, господин генерал!
— Вот по этой дороге вы сделаете марш-бросок.
— Так точно, господин генерал!
— Удар должен быть молниеносным.
— Есть, молниеносным, господин генерал! Но мне необходим письменный приказ.
— Какой приказ? — удивленно спросил генерал, опуская указку. — Не понимаю. Какой приказ?
— Письменный, господин генерал!
— Это в каком же смысле?
— Письменный приказ обезвредить объект.
— То есть как? — удивился Иван Русев. — Что это значит?
— Господин генерал, — продолжал капитан, — я не могу обезвредить объект без письменного приказа. Вы сами понимаете!
Наступило неловкое молчание. Иван Русев снял пенсне, протер его носовым платком и снова водрузил на переносицу. На лбу у него выступили капельки пота. Наконец он процедил сквозь зубы:
— Вы что, капитан, боитесь?
— Никак нет, господин генерал, но для порядка… Мы привыкли действовать на основании письменных приказов.
— Капитан Харлаков, — неожиданно взорвался полковник Вылков, — здесь не торговая контора, здесь не торгуются!.. Стыдитесь!
— Так точно, господин полковник, но…
— Никаких «но», никаких «но»! — повысил тон полковник. — Если вы отказываетесь выполнить этот патриотический приказ, это сделают другие. Желающих сколько угодно. Советую вам хорошенько подумать, прежде чем сказать «да» или «нет»…
— Господин полковник!
— Прекратите, капитан! — выкрикнул снова полковник. — Офицер болгарской армии торгуется, как лабазник! Позор!
Иван Русев подошел к вытянувшемуся в струну молодому офицеру и положил указку на его погон. Капитану польстил этот символический жест, он понял его скрытый смысл, и в его налившихся кровью глазах засветилось чувство преданности. Он щелкнул каблуками и вытянулся так, что казалось, вот-вот оторвется от земли. В эту минуту он воплощал собой послушание. Только усики его слегка вздрагивали.
— У вас нет выбора, капитан, — мягким, отеческим тоном проговорил Иван Русев. — Или голова Стамболийского, или ваша!