Дислокацию частей до прихода свежих дивизий решили не менять, и дивизиям, уже втянувшимся в городские пригороды, продолжать вести активные действия, чтобы держать противника в напряжении и не позволить немцам свободно оперировать резервами.
Так виделось с высоких штабных колоколен, а батальоны продолжали продвигаться там, где удавалось, а где не удавалось — лежали в грязном снегу перед амбразурами дотов и фортов.
Штурмовая группа батальона Беляева к исходу дня просочилась за насыпь какого-то стрельбища, и дальше ходу никакого не было — головной взвод сидел в ровике для мишеней, и никто не мог высунуться, чтоб идти вперед или назад, — пулеметы в три ствола зажали так, что пальца показать было нельзя из распроклятого ровика, где валялись мишени. Фанерных щитов было много, и они были самые разные: грудные, ростовые, парные, обозначавшие пулеметный расчет, но раскрашены были все одинаково — на касках нарисованы наши звезды…
Немцы, зажав взвод, вот-вот могли начать швырять мины, и тогда в этом ровике для взвода останется только одна радость — похоронной команде не придется копать могилу — ровик с фанерными щитами как раз то, что для такого дела нужно.
«Настроили, гады, полигонов, лагерей и стрельбищ», — подумал про немцев Фомин, сидя в ровике рядом с Абассовым. Ротный подобрал грудную мишень на палке и чуть высунул ее из укрытия — сразу из фанеры вылетело несколько мелких щепок, и капитан показал Фомину на две пробоины.
— Все пристреляно. Придется до ночи сидеть.
Про минометы ротный не сказал, только поглядел на пробитую звездочку на щите и выругался.
Первая серия мин легла перед ровиком.
Осколки и комья мерзлой земли просвистели над укрытием, и старшина по привычке осмотрел всех, кого видел. Все были живы и находились в укрытии, только Кремнев лежал за трубой флагштока и пытался из бронебойки попасть в пулеметчиков, но они дружно вцепились в него и загнали за трубу, пули выстукивали по ней, вызванивая и визжа после рикошетов тоненькими свистящими звуками, но Кремневу ничего не делалось.
— По такой бы трубе на каждого! — крикнул Абассов. — А то такая большая, но одна на всех!
«Одна на всех. На всех. На всех одна», — вертелось в голове старшины, и он понял, что теперь знает, как надо делать и что.
Ротный понял с полуслова, и Кремневу из ровика перебросили толовые шашки, сапер, лежа в укрытии, в двух шагах от сибиряка, руководил, подсказывал, и скоро в результате труба оказалась обвязанной толовыми шашками, Кремнев запалил шнур, на противоположном конце ровика показали немцам сразу четыре деревянных щита, они «клюнули» и начали мочалить фанеру, а этих секунд хватило Кремневу свалиться в ровик.