Конец века в Бухаресте (Садовяну) - страница 117

Вокруг них витали покой и тайна, разжигая любопытство соседей. Когда они вечером выходили из дома, за ними пристально следили до самого конца улицы. Они ничего не замечали. Насмешки и пересуды колесом кружились вокруг их домика. Аргир, каждый день подмечая что-то новое, доводил это до сведения остальных. Но замкнутая жизнь влюбленных давала так мало пищи для сплетен, что просто зло брало. Только и было известно, что большой боярин свихнулся из-за вдовы господина капитана. Однако то, чего нельзя было разузнать, тут же выдумывалось, хотя куда было этим куцым выдумкам до той реальности, которой жили молодые люди.

Буби забыл обо всем, кроме себя и своей возлюбленной. Из дома отца он уходил, не давая никому никаких объяснений. Только время от времени просил денег. Чтобы никто из тех, кто мог бы помешать его счастью, его не увидел, он встречался в парке Чишмиджиу лишь с Марко Беллини, который хоть и огорчался делами с фабрикой, застопорившимися из-за интриг Урматеку и гнева старого барона, однако, хорошо понимая своего молодого хозяина, покрывал недостачи, просроченные платежи и прочие неурядицы, отвечая на все попытки выведать, что за женщина завлекла Буби, неизменной формулой: «Уна донна беллиссима» («Красавица дама»). Он чувствовал, что все считают его тем, кем он на самом деле не был, — поверенным в сердечных делах молодого барона. Это льстило ему, и он ни с кем не желал делиться тайной, которой и сам толком не знал.

Прошло время, и Буби вспомнил об окружающем мире. Вспомнил милых, приятных людей, которые обрадовались бы ему, стали восхищаться. И ему захотелось, чтобы все видели, как он счастлив, восхитились красотой и умом Катушки, а он бы при этом сознавал, что все это принадлежит ему. Он не сомневался, что нет человека, которому чужда была бы радость любоваться женщиной, в чьих глазах светится столько нежности и души, а сам бы он радовался тому, что наконец обрел то, чего всегда при всей своей застенчивости желал для себя в глубине души и верил, что в один прекрасный день обретет. Еще в ранней своей юности Буби понял, что мир на три четверти создан и украшен для женщин. Выросший без матери, которая бы о нем заботилась, ласкала, утешала, ухаживала во время болезней и из любви глубокой и поистине человеческой брала на себя все тяготы и треволнения его жизни, Буби только такими и представлял себе женщин — возвышенными и прекрасными. Защищенные броней всяческих условностей, на которые не посягала вежливость венского студента-аристократа, женщины оставались для Буби существами неведомыми, так как ни одна из них не завладела им — как сделала это Катушка, — прибегнув к помощи страсти, в которой только и обнажается истинное женское естество. И вот теперь он постигал это естество. Раскрывающаяся перед Буби новизна подлинной жизни потрясла его и захватила. Потому-то ему и хотелось, чтобы все узнали Катушку, чтобы все любовались ею, а он во славу ее щедрой рукой рассыпал направо и налево все, что имеет…