— Вспомнил, Айна! — вдруг закричал он. — Вспомнил. Собака Васьки-малого. Он с ней ходил. Вместе с ней меня спасали. Зимой… Его собака. Дымкой зовут.
И он вдруг закричал изо всей силы:
— Дымка! Дымка!..
Серой тенью мелькнула собака среди елей, выбежала на поляну перед избушкой. Следом за ней бежали три таких же серых с белыми отметками на груди молодых пса.
Тойко долго не мог понять, как и почему старая собака с выводком оказалась на зимовье вдали от поселений русских.
— Васька-малый нынче ходи нету, — разговаривал он, глядя на чужих собак. — Старый стал али умер. А собака долго жил — лето, зиму.
Мансиец обследовал лес, что примыкал к избушке, но ничего не нашел. Старые ненастороженные плашки, срубленные деревья, заготовленные дрова, даже слежавшийся пепел в каменке — все говорило о том, что в течение последнего года здесь не было людей. Тойко хмурился, хлопал руками по бедрам и бормотал:
— Живой нету и мертвый нету…
На всякий случай он все-таки решил накормить отощавшую, но дружную собачью семью олениной. Он выбросил потроха оленя, голову и ноги на лужайку, часть туловища привязал к ольхе крепким ремнем от упряжки и бросил в омут, другую часть забросал камнями, хворостом, сучьями в неглубокой рытвине.
«Теперь будут сыты, — думал он о собаках. — Вода уйдет — оленя найдут. Вороны покажут. А будет жарко — по запаху найдут другую часть. Не пропадут. Потом, может, и хозяин отыщется, а не отыщется — приеду, увезу на факторию. Видать, умные псы. Зимой не пропали, летом тоже не пропадут».
С этим и уехал Тойко на оставшихся семи оленях в сторону фактории.
— Летом съездим на камень, — пообещал он дочери. — Заберем чум, одежду, провиант. Теперь будем жить на фактории.
Через несколько дней Тойко и Айна были на месте. С директором Усатовым Тойко быстро сговорился о работе, о плате.
— Зимой, однако, пусти охоту, — поставил все-таки условие старик. — Маленько соболь, маленько белка бить надо…
Отшумели вешние воды, унесли в низовья грязные, иссеченные солнечными лучами льдины, вывороченные с корнями деревья, сухую траву и прочий хлам. Река умерила свой бег, посветлела. Словно истосковавшись по теплу и солнцу во время долгой суровой зимы, буйно пошли в рост на лугах чемерица, лабазник и пырей. Закустился в лесах папоротник. Крестьяне начали сев. Ваня помогает отцу в горячей весенней работе. Вместе с сестрой Наташей они боронят поле над рекой. Отсюда хорошо видно окрестные дали.
— Вань, в которой стороне начинается наша Вишера? — спрашивает Наташа.
— Во-о-н там, — указывает он рукой на север. — Сопку высокую видишь? Чуть левее ее.