«До чего все это скучно! Удивительно, как это матери не надоест!» Эржику уже не трогали игривые, пьяные слова и прикосновения, точно так же, как давно приелись шоколадные конфеты. Она иногда украдкой глотала ром, и ей нравилось, что он обжигает горло и слезы выступают на глаза. Убежать бы отсюда с кем-нибудь, чтобы они все рты разинули от изумления!
А Кезмарский в этот момент толковал ей о том, что женская ножка у щиколотки должна быть тонкой, как у лани, а выше — как бутылка из-под шампанского, и в то же время прикидывал, сколько он скажет еще фраз, прежде чем перейдет к хромой Флоре, сироте, за которой шло верных триста тысяч крон приданого.
Промотав десять тысяч форинтов на женщин, карты и дорогие вина, он наконец по совету своих заимодавцев со всей силой своей галантности и красноречия устремился на эту богатую невесту. Он тратил вексель за векселем на цветы, конфеты и серенады под ее окнами, уверенный, что в этой азартной игре ему посчастливится сорвать банк. Опекуны Флоры старались раскрыть ей глаза на истинные причины «пылких чувств» Кезмарского, да и собственный рассудок подсказывал ей, что за ними кроется. Она знала о том, что он регулярно упражняется в фехтовании, учится на ощупь распознавать карты, благородно картавить и покусывать кончики красивых черных усиков, а остальное время проводит в уходе за своим свежим, по-девичьи румяным лицом (рассказывали, что он прикладывает к щекам сырые говяжьи шницели). Но она была молода, и ей так хотелось верить, что ее можно полюбить ради нее самой.
Как только в гостиную вошел инженер Халас, со всех сторон послышались приветственные возгласы.
Халас улыбался, кланялся, целовал руки женщинам и каждой успевал сказать какую-нибудь любезность. У него было круглое, гладко выбритое лицо, живые голубые глаза и прилизанные каштановые волосы, разделенные посередине ровным пробором.
Никто не знал толком, кто он такой и откуда приехал. Подозревали, что он словак, изменивший свою фамилию на венгерский лад. Женщины в шутку называли его «Словачка». Появившись в городе, он сразу же завоевал всеобщие симпатии. Он умел вызвать к себе интерес своим изысканным остроумием, увлечь рассказами, которые всегда были уснащены множеством подробностей, и охотно пускался во всякого рода споры по общественным вопросам. Он лучше всех танцевал и катался на коньках и без труда попадал рапирой в мяч, подвешенный на проволоке; у него была целая коллекция револьверов и два породистых пса, ведущих свое происхождение от собак графини Эстергази, чья голубая кровь подтверждалась документами; он знал бесчисленное количество вальсов и куплетов, а также арий из опер в переложении для фортепьяно.