Напомним [см.: Прусаков 1999в], что к важнейшим предпосылкам образования государства в Египте исследователи относили демографический рост и распространение ирригационного земледелия в пойме Нила, куда на протяжении IV тыс. до н. э. стекалось население из ширившихся и подступавших к Реке Ливийской и Аравийской пустынь [ср.: Hassan 1984]. Успешному хозяйственному освоению речной поймы, вероятно, способствовало увеличение промысла меди с изобретением новой, высокопродуктивной технологии ее выплавки [Кинк 1964; Massoulard 1949]. При этом из числа факторов зарождения раннего египетского государства многими специалистами совершенно изымалась внешняя агрессия, равно как и определяющее культурное влияние иноземных стран, прежде всего Месопотамии [Hayes 1965; Trigger 1982].
В целом в своих попытках реконструировать исторические реалии древнейшего этапа фараоновской цивилизации ученые, при всей индивидуальности подходов, так или иначе повторяли друг друга, держась некоей магистральной версии, устоявшейся в процессе более чем векового отбора и осмысления соответствующего документального материала [cp.: Krzyzaniak 1977; Trigger et al. 1983; Wilson 1965]. Важно, что и публикации последнего десятилетия [Endesfelder 1993; Midant-Reynes 2000[1]], отражающие практически все современные достижения археологии, включая результаты капитальных германских раскопок в Абидосе, не являются исключением из общего правила. В связи с этим может возникнуть иллюзия, что данная проблема на том уровне познания, который доступен в свете поныне добытых источников, в основном проработана. В профессиональной среде, впрочем, царит понимание, что и сейчас вопросов здесь не меньше, чем ответов [Leclant 2000]. От себя добавим, на наш взгляд, главный вопрос — о сроках образования, а также принципах уклада и функционирования древнейшего египетского государства — не решен до сих пор, ибо ни одна из предлагавшихся концепций раннего политогенеза в Египте лично нам никак не проясняет существа дела.
Подчеркнем: египетское государство эпохи архаики — Старого царства, будучи квалифицировано как раннее, вместе с тем отнесено к разряду государств централизованных [Janssen 1978; cp.: Кеmр 1991; Перепелкин 1988а], что говорит не столько о приверженности историков известной теоретической установке [Claessen, Skalnik 1978b], сколько о едва ли не всеобщей их убежденности в исконно "восточно-деспотическом" характере государства фараонов [O’Connor 1974]. Не кажется ли, однако, такая убежденность излишне "оптимистичной" в сочетании с то и дело высказывавшимися наряду с ней сожалениями на предмет бедности письменных и вещественных источников, по которым судят о политической системе древнейшего Египта? Допустимо ли применять тезис о централизованной державности одинаково к Раннему и Старому царствам, столь разительно отличавшимся размахом официальной заупокойно-культовой архитектуры? С другой стороны, достаточно ли, за невнятностью прочих, свидетельства Пирамиды, чтобы счесть староегипетское государство централизованной деспотией? И резонно ли впредь связывать закат эпохи Старого царства с крахом фараонова всевластия и обретением областеначальниками-номархами независимости — т. е. с распадом могучего деспотического государства, если такового, быть может, не существовало вовсе?