. К сказанному необходимо добавить, что, по данным Б. И. Искандарова, к июню 1920 г. численность полка возросла до 2 600 человек
[763]. Однако, как бы то ни было, в обороне Бухары от Красной армии на рубеже августа-сентября 1920 г. эта воинская часть не сыграла, практически, никакой роли и не оправдала возлагаемых на нее надежд.
Помимо Кавказа и Средней Азии, турки могли участвовать в «белой борьбе» и на других фронтах. Так, в октябре 1919 г. власти Барнаула информировали Министра внутренних дел Омского правительства о том, что «при переговорах с турецкими военнопленными Барнаульского лагеря выяснилась возможность вербовать добровольцев <…> Татары намереваются переговорить по этому вопросу с местными турецкими военачальниками, работающими в Барнауле»[764]. В свою очередь, один из офицеров Крымского конного полка, вспоминая о событиях в Крыму летом 1919 г. и, в частности, об опасной разведке Сивашской гати, выполненной группой «охотников» в ночь на 14 июня, сообщал, что среди последних был «Осман — бывший турецкий пленный, раненый в разведке и доставивший командиру полка донесение <…> По представлению командира полка все участники этого поиска, в т. ч. и Осман, были награждены Георгиевскими крестами 4 степени»[765].
Как следует из всего изложенного в настоящей работе, режим пребывания турок в России в 1914–1924 гг. совпадал в своих основных чертах с тем, который был предусмотрен для представителей всех Центральных держав. В то же время «османский элемент» привнес в отечественную систему плена и механизм ее функционирования некоторые особенности, нетипичные для режима австро-венгерских и германских подданных ни до, ни после 20 октября 1914 г. В частности, появление в структуре пленников турецкого контингента повлекло за собой расширение общего возрастного диапазона военнопленных и установление дифференцированного подхода к ранее единой норме их продовольственного обеспечения; оно привело к тому, что конфессиональная принадлежность гражданского пленного превратилась в основание для предоставления ему льгот и преимуществ, а национальность военнопленного, напротив, стала по отношению к его статусу юридически безразлична. Нельзя не отметить также, что только турецкий контингент управлялся в России практически без применения репрессий. И только он, в большинстве своем, был расквартирован не в глубоком тылу, а фактически на театре военных действий (в пределах Кавказского военного округа), в т. ч. в местностях, объявленных на военном положении, включая временно оккупированную территорию противника.