Машина остановилась у пятого подъезда здания ЦК, и вслед за Поликарповым мы вошли внутрь. Борю остановил охранник.
– Документы.
– Единственный документ, который у меня был, это членский билет Союза писателей, но его у меня отняли, – ответил Боря. – Так что у меня нет документов. И что еще хуже – у меня нет приличных штанов.
Охранник – молодой парень с толстыми губами и веснушками на лице – не стал больше ничего выяснять и махнул рукой, чтобы Боря проходил.
Поликарпов оставил нас в небольшой приемной и на целый час исчез. Боря прикоснулся пальцем к золотому браслету на моей руке. Этот браслет он подарил мне на Новый год три года назад.
– Зачем ты это надела? – спросил он и заложил за ухо выбившуюся прядь моих волос. – И сережки с жемчугом? И губная помада? Все это создает неправильное впечатление.
Я открыла сумочку, но вместо того, чтобы снять драгоценности и убрать помаду, достала бутылочку валерьянки и выпила, чтобы успокоить нервы.
Наконец секретарь назвала Борину фамилию, и мы встали.
– Ваше присутствие не потребуется, – сказала мне секретарша. Я проигнорировала эти слова, взяла Борю под руку, и мы двинулись по длинному коридору к кабинету, в котором нас ждал Поликарпов. Войдя в кабинет, мы почувствовали сильный запах одеколона. Поликарпов принял душ, побрился и надел новый костюм. Вел он себя так, будто мы сильно опоздали и заставили его ждать. Такое поведение – стандартная тактика запугивания. Как оказалось, мы не будем встречаться с Хрущевым. Поликарпов откашлялся и приготовился произнести речь.
– Вам разрешают остаться на родине, Борис Леонидович, – начал он.
– Зачем тогда нас притащили сюда и заставили ждать, когда можно было сообщить об этом несколько часов назад?
Он не ответил на мой вопрос и поднял вверх палец.
– Это далеко не все, – Поликарпов показал на два стула. – Садитесь.
Я услышала, как Боря скрипнул своими сделанными на заказ зубами.
– Больше ничего я слышать не желаю! – воскликнул он. Наконец-то в его голосе я услышала злость. Боря решил постоять за себя и отстаивать свои права.
– Борис Леонидович, вы причинили согражданам много боли и вызвали волну негодования. Вы не имеете права им указывать, а они имеют право высказывать свое мнение, и я не могу их остановить. Завтра в «Литературной газете» будет статья, в которой некоторые из наших сограждан выскажут свое мнение о том, что вы сделали, и мы не можем эту статью остановить.
До того, как вам разрешат остаться, вы должны будете публично раскаяться в содеянном, написав открытое письмо.
– У вас нет ни стыда ни совести, – ответил Боря на повышенных тонах.