Библиотекарь Битси Жубер говорит нечто ужасное о германских солдатах. Один из них живет в ее квартире, и только Богу ведомо, как она его оскорбляет. Волонтер Маргарет Сент-Джеймс покупает продукты на черном рынке. Глядя на ее толстые щеки, и не подумаешь, сколько людей практически голодает. Читатель Жоффре де Нерсиа жертвует деньги Сопротивлению и позволяет бунтарям жить в его роскошной квартире.
В задней комнате библиотеки читатель Роберт Прайс-Джонс слушает Би-би-си, хотя это строго запрещено. И это не единственный раздражающий шум. На чердаке слышатся шаги, хотя чердак постоянно заперт, и остается гадать, кого или что прячут там библиотекари.
Зайдите в библиотеку и увидите все сами.
Подпись: Тот, кому все известно
Когда пришла почта, я положила на полки журналы мод. «Мод де жур» напоминал читателям, что интеллигентность и вкус не нормируются и что, хотя туфли изнашиваются, со шляпками этого не происходит. Я скучала по журналам «Тайм» и «Лайф». Я повернулась, чтобы выразить свои сожаления человеку, стоявшему рядом со мной. Никогда прежде его не встречала. Раньше, увидев его поджатые губы и зеленый твидовый костюм, я бы предположила, что он какой-то нервный профессор. Теперь я бы приняла его за крота. Я сглотнула. Паранойя. Нацистская пропаганда слишком повлияла на меня. Наверняка этот человек безвреден, хотя он и засунул под пиджак один из старых журналов.
Я нахмурилась:
– Периодические издания не выносят отсюда.
Он вернул журнал на полку и быстро ушел.
– Браво! – Это зааплодировал Борис. – Вы так же устрашающи, как мадам Мимон из Национальной библиотеки, настоящий дракон!
– Стараюсь. – Я присела в реверансе.
Когда Битси пришла на работу, то едва кивнула в знак приветствия. В эти дни она была такой тихой, что меня это пугало. Желая присматривать за ней, я настояла на том, что мне нужна помощь в доставке книг профессору Коэн. Мы вместе поднялись по винтовой лестнице на второй этаж, и профессор приняла из наших рук тяжелые тома биографий.
– Я закончила свою книгу.
Она показала на стопку бумаги на столе.
– Поздравляю! – откликнулась я.
Но я с удивлением отметила, что веселые искры в ее глазах потухли, а вместо них появилось разочарование.
– Издатель этого не опубликует, – вздохнула профессор.
Я не сомневалась в причинах и знала, что она тоже не сомневается. Ни один французский издатель не мог опубликовать книгу еврейского автора.
– Мне очень жаль, – сказала я.
– Мне тоже, – кивнула профессор Коэн. – Но в любом случае я бы не закончила ее без вас. Не только без книг, которые вы приносили для моей работы, но и без вашего общества и доброты. Вы стали моим окном в Париж. Книги и идеи подобны крови: им необходимо циркулировать, и они поддерживают в нас жизнь. Вы напоминали мне, что в мире есть много хорошего.