– Ха!
– Как говорят, влезь в ее шкуру. Ты когда-нибудь задумывалась над тем, что она чувствует? Все эти годы они с твоим отцом ни разу не купили новый диван или новую лампу. Она готовит в кастрюлях твоей матери, ест с ее тарелок. Какие странные чувства это должно вызывать? Ты уверена, что именно ты посторонняя? – Она попала в точку. – Любовь не нормируется. Элли способна заботиться обо всех вас. Тебе следует поговорить с ней.
– А что, если…
– Сделай первый шаг.
Вернувшись домой, я посмотрела на мальчиков, игравших на заднем дворе. Джо размахивал подтекающим водяным пистолетом, грозя Бенджи, а тот закутался в свое детское одеяльце, как в плащ. Они помчались ко мне, и каждый ухватился за одну из моих ног.
– Моя! – заявил Бенджи.
– Нет! – возразил Джо. – Она моя!
– Вы оба мои. – Я обняла их.
В доме я провела ладонью по маминому столу в столовой, по сшитым ею занавескам, по пастельным рисункам птиц, купленным ею. Ничто здесь не принадлежало Элли, она превратилась в бесплатного хранителя музея Бренды.
В хозяйской спальне, в принадлежавшем моей матери кресле-качалке, Элли штопала носки моего отца.
– Ну что, успокоилась? – спросила она.
– Извини, что сбежала, – пробормотала я; мой воинственный пыл погас. – Это было слишком по-детски.
– Если честно, я заботилась о твоем же благе.
– Знаю.
Я подошла к Элли, и она обняла меня.
В честь получения мной водительских прав Одиль пригласила Элли и меня в мороженицу «Хаски-хаус». Там Одиль поставила на стол подарок:
– Заказала из Чикаго.
Я осторожно сняла бархатную ленточку и открыла коробку. Внутри лежал берет, серый и пушистый, как голубка.
– J’adore! – Я перегнулась через стол и расцеловала ее в обе щеки. – Никогда не буду его снимать!
Она надела на меня берет, надвинув его на лоб.
– Ты выглядишь как француженка, – сказала Элли, и это было наилучшим комплиментом, какой только она могла придумать.
Дома, в своей комнате, с беретом на голове, я достала пластинку Жозефины Бейкер, которую дала мне на время Одиль. Провела пальцем по портрету на конверте, завидуя беспечной усмешке Жозефины, ее жемчужной коже, ее уверенности. Потом сбросила туфли, сняла блузку и джинсы. В белом бюстгальтере и трусиках я уставилась на свое тощее отражение в зеркале, гадая, каково это – быть секс-символом в шелковых чулках? Я схватила черный фломастер и нарисовала круги на бедрах, где как бы заканчивались чулки. Но этого было недостаточно. Мне хотелось нарисовать для себя новую жизнь.
В то лето перед выпускным классом мы с Мэри Луизой работали в мотеле «О’Хэйр». Мы пылесосили и застилали кровати, чистили туалеты и отмывали ванны. За это платили больше, чем за работу няни, а миссис Вандерслут еще и давала нам колу во время перерыва.