После этой тирады Кирьянов умолк. Но у меня было еще кое-что.
– Он знал, что Елена будет дома одна. Ее дочь Вика отсутствовала. Сначала была у меня, а потом отправилась к своему психиатру Нине Тимофеевне Грузанковой, вместе с которой и вернулась домой почти сразу же после того, как потеряла мать.
– Убийственно интересно, – заметил Кирьянов. – Осталось найти мотив. Ну, и убийцу заодно.
– Председатель дома Горелов угостил меня телефоном подруги Елены Соломко. Думаю подкатить к ней, – сказала я. – Может быть, она прояснит ситуацию.
– Давай, давай.
– А у вас что по этому делу?
– А ничего, – вздохнул Кирьянов. – Тело в морге. Экспертиза еще не готова. В квартиру пострадавшей идти смысла нет – несчастный случай налицо. Думаю, дело будет закрыто.
– Поняла. Я должна распутать клубочек и принести тебе все улики?
– Если соберешь этот клубок, – сказал Кирьянов. – И я на связи, если помнишь. Чем могу. Как всегда. Пошел я, Тань. Башка трещит ужасно.
Моя головная боль тоже никуда не делась. Взглянула я на Ленкин суп, махнула рукой и легла спать.
* * *
Юлия Ветрова сразу ответила на мой звонок. И без лишних вопросов согласилась поговорить. Договорились встретиться у нее дома.
Юлия оказалась невысокой полненькой женщиной. В доме вкусно пахло карамелью. Оказалось, что Юля недавно вынула из духовки бисквит.
– Я это для Вики делаю, – объяснила она, когда мы расположились в комнате. – В больницу отвезу. Егор сказал, что она дома вряд ли скоро появится.
– Вы от Горелова о смерти Елены узнали?
Юлия кивнула.
– Я не из тех, кто чуть что падает в обморок. Наоборот, собираюсь в кулак. Вот и вчера. Нет, не слушайте. Вру. Вчера я после этой новости в кулак собраться не смогла. Сидела и в одну точку смотрела. А потом подумала, что к Вике, получается, никто не придет. Мы с Еленой со школы дружим. У Вики же нет отца, бабушек или дедушек. Она меня знала как мамину подругу, называла по имени и на «ты». И я ее любила. Значит, я осталась у Вики одна.
Я увидела на стене фотопортрет, сделанный, очевидно, в какой-нибудь фотостудии. Фотомодели расположились в три «этажа». Сверху я увидела лицо смеющейся Вики. Здесь она была совсем подростком. Под ним находилось лицо Юлии, а внизу в объектив улыбалась та самая «француженка», изображение которой я обнаружила вчера в комнате Елены.
Юлия проследила за моим взглядом.
– Да, это мы, – едва слышно сказала она. – Десять лет назад или около того ездили к морю, набрели на фотоателье, заказали портрет на память, но мастер сделал только один экземпляр. Елена отдала его мне. А я и отказываться не стала. Мои любимые девчонки всегда будут со мной… Чайку?