Девушка подняла голову, и первое, что она увидела, был по-прежнему далекий берег.
Но я же не должна смотреть на берег, я не имею права смотреть. Я это сделала нечаянно. Я искала чайку. Разве я знала, в какую сторону понесло ее? Ладно, хватит рассуждать. Что бы там ни было, больше этого не будет.
Вода стала тяжелой и вязкой, как жидкое стекло. Снизу и с боков потоком стремительных микроскопических шариков тело пронизывал холод. Пробуравив спину, шарики исчезали, и вместе с ними исчезал озноб.
Потом все начиналось сызнова.
Мне холодно, мне очень холодно, я хочу обогреться. Сколько я движений сделала? Опять сбилась. Кажется, восемьдесят четыре. Восемьдесят пять, восемьдесят шесть, восемьдесят семь… Можно взглянуть. Теперь честно, теперь сто, даже чуть-чуть больше.
Между водой и обрывом появилась желтоватая полоса пляжа. Но, боже, до чего же она узка! Совсем как тропка, присыпанная песком.
Чтобы видеть песчаную отмель, надо было держать голову на весу. То, что прежде давалось небольшим усилием мышц, теперь требовало невероятного напряжения. Внимание раздваивалось, и ноги, лишенные контроля, поражались новым приступом судорожных болей, отдававших в живот и грудь. Ну что ж, решила девушка, тем лучше. У меня есть еще одна причина не засматриваться на берег.
Опустив голову в воду, девушка почувствовала облегчение. Но ненадолго. Тело настойчиво требовало отдыха, а не просто смены позы. Оставалось только одно: уговаривать свои мышцы, уговаривать руки и ноги, как маленьких непокорных детей. И щедро обещать им покой, абсолютный покой: на песке, в траве, на диване, в кровати среди несметного множества подушек.
Лучи августовского солнца, пробивая толщу воды, рассеивались в глубине, из сумрака которой выступали зыбкие очертания огромных черных пятен. Это были скалы, покрытые водорослями. Здесь гнездились крабы и безобидные бычки. Более крупным обитателям в прибрежных скалах делать нечего. И все-таки огромные пятна в иссиня-черной дымке подводного царства рождали страх, который иногда притуплялся, но никогда не исчезал полностью. Постепенно очертания пятен становились явственнее, и это должно было принести радость, ибо, подымаясь, морское дно становится наконец опорой пловцу. Но радости не было: из глубины веяло холодом, и человеческое тело цепенело, погружаясь в щемяще-сладостный сон.
Девушка рывком подняла туловище над водой, и наваждение прошло. Силы вернулись к ней, и руки уже не скользили, норовя выбраться на поверхность, а отгребали воду, точно негнущиеся лопасти. Берег стремительно приближался, и не было надобности следить за ним, чтобы знать это. Еще один взмах, еще один — и она станет ногами на твердое морское дно. Дно это будет ясным, камни его будут камнями, водоросли — водорослями, песчинки — песчинками, и не будет никакой дымки и никаких пятен. Это будет честное дно, которому человек может довериться.