Может ли преподаватель, подходя к школе, поднимаясь по ступенькам, ведущим в класс, не испытывать трепета, задаваясь такими вопросами? Может ли он сдержать дрожь, зная, что три десятка ребят – хороших или плохих, прилежных или безалаберных, трудных или простых (дети действительно бывают самые разные) – ожидают от него ответа именно на этом уровне? Они ожидают от него свидетельства об уверенности в жизни, в том, что она является чем-то положительным, глядя на то, как он выполняет свою работу.
Школа не то место, где нужно читать проповеди. Есть священники, есть родители, есть учителя – каждому своя работа. Но задача каждого из них несет в себе один и тот же вызов, одну и ту же рождающую трепет драму. Когда ты объясняешь математику, показываешь физический опыт, кормишь грудью, то в ребенке, подростке, юноше или девушке все выражает одну-единственную потребность: покажи мне, что жизнь того стоит, умоляю тебя, передай мне хоть капельку надежды, блага, потому что без них я не могу жить, ведь жить на зыбучих песках невозможно, по ним невозможно долго идти – рано или поздно ты увязнешь. Увязнуть можно самыми разными способами, речь не только о наркотиках и тому подобном. Увязнуть можно в болезни, в анорексии, в булимии, в смертной скуке, разъедающей нашу молодежь, многих наших подростков; увязнуть можно в любых «чтоугодностях» – в зрелищах, полных насилия, на стадионах или в других местах… В общем, мы всегда можем увязнуть в зыбучих песках этой неуверенности.
Авторитет: тот, кто воплощает традицию в жизнь
Если воспитание – предложение гипотезы, объясняющей реальность, утверждающей ее как что-то положительное, дающее основания для надежды в жизни, то необходимо существование такого человека, который конкретизировал бы это предложение, сделал его доступным для проверки, заметным. Отец Джуссани говорит, что этот человек – авторитет, и таким образом возвращает слову «авторитет» его истинный смысл: «то, что позволяет расти», сопровождает.
Авторитет должен быть последовательным конечно, не в этическом смысле, не в поведенческом, ведь наши дети уже в три года понимают, как далеки мы от совершенства, им не нужно об этом говорить, они рано осознают, что папа или мама не супергерой, не Бог, что мы не совершенны, и прощают нас за это. Трудно простить другое: отсутствие связи с идеалом, идеальной последовательности, отсутствие положительной гипотезы о жизни. Мы можем сколь угодно часто спотыкаться, падать, проявлять слабость, можем обнаруживать все наше убожество, все наши слабости и изъяны – тут дети прекрасно нас понимают.