Степанов вывел Букреева с командного пункта и простился с ним тепло, задержав в ладонях его руку. По лужам, с затвердевшими уже от утреннего морозца краями, ветерок гонял слабую рябь. Красноармеец в подоткнутой шинели, не разбирая дорожек, шел по лужам, опустив голову, и, казалось, ничего не видел под собой. К плечам его лямками был прикреплен термос и висела винтовка с привернутым штыком, густо смазанным ружейным маслом, на поясе висели туго набитые подсумки. Все казалось тяжелым: и термос, и винтовка, и подсумки с патронами; и казалось, красноармейцу, невысокому и узкоплечему, не под силу таскать весь этот груз. Но стоило ему только увидеть командира полка и рядом с ним известного каждому солдату комбата морской пехоты, как боец приободрился, сразу перешел на дорожку, подтянулся. Поздоровавшись, солдат той же твердой походкой завернул за угол, где начинались ходы сообщения.
— До безразличия еще далеко, — сказал Степанов. — Ты знаешь, откуда этот красноармеец? Из хорошей, хлебной Ставропольщины. Был председателем колхоза «Первая пятилетка», а началась война — добровольцем на фронт попросился. Оставил за себя одну колхозницу, переписывается с ней. Даже сюда на плацдарм недавно пришло… Пойдем-ка, я низом поведу, а то опять из крупнокалиберных бьет, шут его дери!
Низовой тропкой Букреев пошел до капонира старшего морского начальника. Узкое отверстие, пробитое в глине, вело в блиндаж, напоминавший какую-то часть корабля. Все здесь было оборудовано в результате рискованных заплывов, все снято было с погибших «охотников». Матросы на плотах доставили койки, отвинченные в кают-компании, стол с внутренним ящиком, тумбочки, резиновые маты, вешалки и даже плафоны, отвинченные с потолков.
Горбань лежал на корабельной койке, возле него расположилась Таня. Девушка встала при появлении комбата; Горбань тоже сделал попытку подняться.
— Лежи, лежи! — Букреев поздоровался со всеми за руку, присел у койки. — Что говорит медицина, Горбань?
— Пятку пробило, товарищ капитан.
— Что скажет медицина?
— Не хотел перевязываться, — сказала Таня, — еле уговорили. Ранили, намял еще дополнительно, и развезло. Видите, жар. Температура даже поднялась.
— Что же ты, Саша?
— Я думал — так себе.
— Так себе! Деревенщина! — строго пожурила его Таня.
— Придется отправить на «Большую землю».
— Не поеду.
— Если нужно будет — поедешь, — сказала Таня.
— Товарищ капитан, я прошу… — Горбань приподнялся. — Перевязали — и ладно.
— Ладно, помолчи. Отлежись пока.
— А кто с комиссаром будет, товарищ капитан?
— Не твоя кручина.