Эти всё оттуда, от «либерастов, дерьмократов, гумнонистов и общечеловеков». Не наше это, не исконное. Наше куда проще: поймал, поял… и гуляй себе.
«Наше дело не рожать. Сунул, дунул и бежать» — русская народная мудрость.
Интересно наши предки живут. То-то столько патриотов развелось. Особенно — патриоток.
Как-то дискомфортно мне. Я насильников не люблю. Почему-то. А уж применительно к детям… Давить таких надо.
Что хорошо — хоть и в детское тело, но в мальчиковое, попал. А вляпалась бы моя психоматрица во что-нибудь «без архитектурных излишеств»… И «имели б меня как осенний листок». В смысле: «и до земли не долетая». А там, глядишь, рожать бы пришлось, грудью выкармливать… Искусственного питания здесь нет, даже коровье молоко без пастеризации для грудничка — смерть… А из противозачаточных — только крест православный. Точнее: шнурок от него. Тампонов с прокладками… помыться — раз в неделю…
Как-то сплошной «бр-р-р» получается.
Правоверный еврей должен каждое утро благодарить господа за то, что не родился женщиной.
Умные они, конечно… «Но это наша родина, сынок, — сказал один глист другому».
Как-то сильно местные от меня отличаются. Головы рубят, опиумом кормят, на малолетках… верхом скачут. Предки, ёкарный ушкуйник… Странные люди.
Да и люди ли они? Если я — человек…
Продолжения сразу поутру не последовало. Всё тихо-мирно, по-семейному.
Супчик. О! Уже и с волоконцами. Отварчик. Перевязки. Включая интересующую часть тела. Потом чучело моё увеялось куда-то из избы. А я обнаглел, поднатужился и… пошёл на поправку. В смысле: на свою первую прогулку. Без штанов, но в мужской рубахе.
В мужской — поскольку только до колен. Женская — по лодыжки. Или у меня теперь и рубаха обрезанная?
Топ-топ. За стенки держась. Тараканы от изумления рты пораскрывали. Сидят-смотрят. Даже с дороги уходить не хотели. Нас-с-секомые. Думали — сдохну? Затоптали-защекотали? А я — иду. У курей переполох: ещё бы — главный куроед идёт. Спокойно пернатые. Я не хорёк — к вам не полезу. Не хочу в птичник, «уж лучше вы к нам». В ощипанном и потрошённом…
* * *
Мы с приятелем как-то по молодости подрядились птицефабрику закрывать. Там у них какая-то чумка случилась. Ещё задолго до птичьего гриппа. А в хозяйстве осталось тысяч шесть куриц. Надо было их убить, сжечь и всё продезинфицировать.
Двор этой птицефабрики — как поле футбольное. И по нему 6 тысяч пташек бегают. Их из помещений выгнали, кормить уже перестали. Чтобы уборкой помета не утруждаться. Конечно, птички несколько взволнованы. И мы тут. С инструментом. Колода деревянная и два топора.