Во время этого приступа аль-Адиль возглавил две лихие атаки, которые окончились ничем. А Саладин переходил от отряда к отряду, боевым кличем подбадривая людей. Баха ад-Дин писал, как при одном только взгляде на город, который подвергался крайней опасности, султан чувствовал, как к его глазам подступают слезы. В тот день он ничего не ел, его уговорили только выпить подготовленное его врачом лекарство. А приступ становился все более ожесточенным.
«Король Ричард I приказал принести ко рву у городских стен плетневую изгородь (circleia), за которой укрылись наиболее искусные арбалетчики. Чтобы воодушевить на бой своих людей и повергнуть сарацин в трепет, король возлег на шелковые подушки рядом со стрелками, и с этой позиции он начал стрелять из арбалета, с которым он прекрасно умел обращаться, и сумел поразить многих врагов. Одновременно под расположенной перед ним башней его люди продолжали вести подкоп. Они уже дошли до фундамента и теперь заполняли подкоп и все пустоты в земле деревянными колодами. Затем они подожгли их, и через некоторое время стена обрушилась…
Рыцари короля Ричарда надели доспехи, они жаждали славы и победы. Среди них были граф Лестерский, Андре де Шавиньи и Гуго Браун. Епископ Солсберийский тоже вышел на бой, и многие другие. Был третий час, время завтрака, когда эти славные воины начали свою работу. Они пошли на приступ башни, на которую начали храбро подниматься по штурмовым лестницам. Турецкая стража, завидев их, подняла крик, что привело весь город в движение. Турки, в спешке хватая оружие, ринулись навстречу нашим воинам, которые пытались подняться, а турки – их отбросить. Все смешалось в рукопашной схватке, сталкивались грудь грудью, меч лязгал о меч. Здесь прорывались вперед, там падали замертво. Наших воинов было мало, а турки все прибывали. Турки начали поливать наших греческим огнем, что вынудило их отойти и покинуть башню. Часть их была посечена врагом, часть сожжена смертельным огнем. Наконец пизанцы, жаждавшие славы и мщения, сумели с нечеловеческим усилием подняться на башню. Но сколь бы храбры они ни были, и им пришлось отойти после того, как турки словно бешеные бросились на них. Никогда прежде за всю войну турки не проявляли такой доблести.
Несмотря на то что одни стены частично обрушились, другие были повреждены, а большинство жителей было убито или ранено, в городе все еще оставалось 6 тысяч турок. С ними еще были их вожди Месток [аль-Мештуб] и Каракойс [Каракуш], которые уже отчаялись дождаться помощи. …Так, на общем совете осажденные решили просить о перемирии, одновременно известив об этом Саладина, надеясь, как это принято у язычников, что он обеспечит их безопасность. Он должен был или прислать им немедленную помощь, или гарантировать им сдачу города на почетных условиях. Чтобы добиться подобной милости, два знатных сарацина и славнейших воина во всем язычестве, Месток и Каракойс, прибыли к нашим королям и пообещали сдать город, если они не получат от Саладина срочной помощи. Однако они поставили условие: всем находившимся в осаде туркам должен быть разрешен свободный выход из города, куда они захотят, с оружием и всей движимой собственностью. Король Франции и почти все французы согласились на это, но король Ричард не хотел и слышать о том, чтобы войти в опустевший город после столь долгой и утомительной осады. Узнав о том, что думает о сдаче король Ричард, оба знатных сарацина вернулись в Акру, не завершив дела. Саладин, меж тем приняв посланников из осажденного города, призвал его защитников твердо держаться и уверил их, что скоро они получат действенную помощь. Он заявил, что он получил известие о приближении большого войска из Вавилона [т. е. Каира] на кораблях и галерах».