— Погоди. — Мамаев сунул ей ватрушку. — Мне кажется, барышне Абызовой и самой помощь не помешает.
— Вы, ваше высокоблагородие, и мысли читать умеете? — захлопала я ресницами.
— У вас мысли, Серафима, на лице даже не написаны, нарисованы, будто для малограмотных. Так что у вас с господином Зориным и отчего вы няньке своей не доверяете?
— Осади, — строго проговорила Геля. — Давление неуместно, чай не допрос.
Я отставила кружку и засмеялась:
— Дражайшие сыскари! Представление «злой и добрый допросчик» для меня разыгрывать не надо.
— Тем более что обычно в роли зла выступает Евангелина Романовна, — улыбнулся Мамаев. — Но ты, букашечка, записочку прочла и по адресу явилась, значит, есть у тебя интерес.
— А ты… — я поискала мужеский вариант «букашечки», — …милок, мне этот адресок в перчатку с поцелуями затолкал тоже не от равнодушия.
— Бубусик, — предложила Геля. — Его хорошо «бубусиками» крыть. Ну что, Эльдар, ответишь барышне Абызовой? Или позволишь мне рассказать?
— Женщины! — воздел руки чародей.
— Проблемы у нас, — сказала Попович мне доверительно. — В приказе нелады. Начались после того, как Иван на Руян аффирмацию князя Кошкина добывать отправился. И мы с Эльдаром решили, что…
— Корень всех зол во мне кроется?
Геля пас не приняла, скандал не раздула:
— Шеф с Иваном секреты от нас завели, прикрываясь тем, что о нашей же безопасности заботятся. Я-то, понятно, приучена к пренебрежению. Женщина, да еще и не чародейка. То есть я его не принимаю, но оно хотя бы понятно. А вот то, что Эльдар в эти секреты не посвящен, странно и обидно.
— Может, господин Мамаев по этой части слабоват? По чародейской? — едко спросила я, глядя на Эльдара.
— Может, букашечка, — не обиделся тот. — Поэтому хочется мне, убогому, к тайнам сим приобщиться.
Цветочные горшки на подоконнике подпрыгнули, перебив начавшуюся пикировку.
— Авр-р, — жалобно донеслось из-за стекла.
— Есть хочет. — Я с извиняющейся улыбкой, взяла с блюда пирожок и понесла его к окошку.
— В дом кота своего зови погреться, — предложила хозяйка. Холодно на дворе.
Гаврюша ворвался в кухню, облобызал меня, оросил то ли благодарственными слезами, то ли голодной слюной и смел в один присест половину выпечки. Потом всхлипнул, поняв, что доесть остатки я не позволю, и улегся на полу в смежной спаленке, заняв его практически от стены до стены.
— В большой семье клювом не щелкай, — пробормотала надворная советница и взяла последний расстегайчик.
— Я мало что могу вам про ваших коллег рассказать, — решив, что люди, позволившие моему разбойнику находиться рядом со мной, заслуживают откровенности, начала я. — На Руяне господин Зорин сражался с навским демоном, а после…