— Возможно, когда-нибудь напишут: «В год, когда исполнилось сто лет со дня смерти великого русского поэта, родился другой великий поэт!»
Мы росли в интеллигентной семье, без особых проблем и комплексов, которые нередко возникают в детстве. В нашей семье не было конфликтных ситуаций. Конечно, мы шалили, но все было в разумных пределах, как и полагается хорошо воспитанным детям. Ни отец, ни мама никогда ни о чем не сплетничали, ничего плохого не говорили о людях, никогда не жаловались на нехватку денег, хотя семья и была весьма ограничена в средствах.
Вечерами после ужина отец читал нам вслух. Помню рассказы Гоголя, где страшный «Вий» наводил на нас ужас, пугали жуткие мертвецы с длинными ногтями и волосами, продолжавшими расти даже после смерти.
Расскажу немного о соседях. В нашей квартире были две смежные комнаты. При распределении их получил профессор Милованов с семьей. С этими комнатами была затем связана непростая история. В середине 30-х арестовали одного из видных профессоров Горного института, который до ареста проживал в отдельном одноэтажном флигеле. Этот домик решили отдать нашему соседу Милованову, а на освободившуюся жилплощадь переселили Татьяну Семеновну, жену репрессированного профессора. Но мысль о том, что жена «врага народа» получит целых две комнаты, была, как видно, невыносима властям. Поэтому проход между этими двумя смежными помещениями закрыли, а Татьяне Семеновне оставили лишь первое, меньшее.
Таким образом, в квартире оставалась одна угловая комната, не имевшая выхода в коридор. Войти в нее теперь можно было только через окно второго этажа. Жилищная комиссия долго искала выход из этого коммунального тупика и, за неимением другого варианта, решила отдать угловую комнату другому квартиросъемщику, пробив для этого в стене дополнительное дверное отверстие. По счастливому совпадению, этим «другим квартиросъемщиком» оказался не кто иной, как «перспективный сотрудник, доцент Горного института Григорий Израилевич Прейгерзон». Дверь из одной комнаты в другую была пробита, и у нас совершенно фантастическим для тех времен образом оказались целых три комнаты!
Я в это лето жила в Харькове у маминых родителей и, вернувшись в Москву, обнаружила, что наша маленькая квартира увеличилась на одну комнату. Как мне рассказала сестра, инициатором этого проекта была наша умная мама.
В начале войны Татьяна Семеновна, как и многие москвичи, уехала в эвакуацию. Когда она вернулась, ее комната была уже занята. Туда вселили супругов Каневских, Мирру Яковлевну и Дмитрия Борисовича, а Татьяне Семеновне, немолодой уже женщине, дали сырую комнату в полуподвале в Алсуфьевском переулке. Я хорошо помню, как она приходила к нам, жалуясь на свои недуги и ужасные условия жилья.