За два-три шага до их редких зарослей Женя стала приходить в себя, образы улетучились и развеялись, ничего не оставив в памяти, лишь гадливо-тянущее чувство, с которым она подходила к самому дальнему и последнему сайгонскому столику.
Здесь был тупик, конец убежища, каменная стена, за которой ничего. Здесь стояли те, кто хотел спрятаться как можно дальше и глубже, уйти от наружной жизни; нашёл этот лаз, уткнулся в стену, послушно остановился и стал искать иной, не грубой материей этого мира дарованный способ открывания дверей в глухих каменных стенах.
Они стояли и молчали — двое молодых людей и три девушки, все довольно высокие, сантиметров на пятнадцать-двадцать выше Женьки, бледные и как-то уныло покачивавшиеся и полузаметно изгибавшиеся в тихой беззвучной беседе жестов и микродвижений. Кофе они брали только самый крепкий, и сейчас, видно, хватило только на одну чашку, которую медленно двигали по кругу, честно делая очень маленькие глотки, и которую молодой человек в джинсах, белой футболке с длинной американской надписью про Гарвардский университет и джинсовой безрукавке как раз передал Катьке.
Та была очень высокой соломенно-рыжей блондинкой, похожей на артистку из американского ансамбля «Country music show», на котором Женя была несколько лет назад. Голубые глаза, веснушки, утопленная переносица и огромный рот с ненакрашенными, но всё равно розовыми губами. Некрасиво, но очень сексуально. Фигуру угадать было невозможно. Катька одевалась… даже не одевалась, а наматывала на себя кучи разноцветных тряпок, сооружая из них длинную, до полу, юбку, какие-то платки, обвивавшиеся вокруг талии и свисавшие кистями, бахромами и треугольниками спереди, сзади и по бокам. Выше тоже не было пуговиц — платки, косынки, шарфики, шаль на голове, почти закрывавшая волосы и болтавшаяся сзади до попы. Понять, фирменное всё это или найдено на помойке, Жене не удавалось. Впрочем, при движении руки за чашкой кофе одна грудь высунулась наружу меж двух шарфиков, туго натянув прозрачный шёлковый платочек, и стало видно, что это дело у Катьки в порядке, дай бог каждому.
— Кать… На минутку тебя… А?
— Здравствуйте, Евгения. Присоединяйтесь к нашему кругу, не смущаясь, — неожиданно ясно и громко сказал молодой человек, передававший чашку. Он должен был быть красивым, черты лица, мужественные и резкие, должны были быть благородными, форма головы вызывала быстрое мелькание еле заметной мысли об опасном и сильном лесном хищнике крупной кошачьей породы.
Долженствование увязло в болотах бытия. Значительность лица молодого человека перечёркивали тоненькие коротенькие линии мелких шрамиков, бог весть откуда взявшихся. Еле заметная пенка в углах рта говорила о пагубных наклонностях, психическом расстройстве и обозначала неблизкий, но и не слишком отдалённый конец пути.