Деревянные мостки скоро вывели их по пустой улице на пустую площадь с песчаным озером посредине, кольцом мостков по краям, пятью отходившими от неё улицами и пятью огромными, небывалыми в более спокойных и цивилизованных местах, деревянными домами. Чёрные, двух- и двух-с-половиной этажные со многими чёрными окнами, крыльцами и черневшими в далёкой высоте тёсовыми крышами, они несли на себе нелепо выглядевшие стеклянные и металлические вывески: «Аптека», «Сберегательная касса», «Книжный магазин», «Лесная контора №1», «Отделение связи». Андрей зашёл туда, там были люди, две женщины, они засуетились сразу, как будто ждали; так странно было после месяцев в лесу, в вагончике без света увидеть марки, деловитых женщин, платить, писать и говорить без мата. Он достал из карманов несколько пачек денег, заполнил бланк перевода, отдал деньги женщинам. Они всполошились от размеров суммы, стали тут же звонить, как понял Андрей, в сберкассу, чтобы пришли и забрали деньги. Всё обошлось нормально, он получил квитанцию и возможность передвигаться без опасно оттопыренных карманов. Ещё отправил телеграмму, ужасно длинную — на много слов, отдал чуть не два червонца. Телеграмма была женщине, он напоминал ей о себе, звал, назначил встречу в Ленинграде на тридцать первое, был вежлив, но не ласков, хотел приказывать, а не просить, но не хотел излишними понтами обидеть и не получить желаемого.
Он вышел. Гриша ждал на площади, курил. Андрей подошёл, закурил тоже, и они пошли на второй этаж этого же дома по широкой наружной лестнице, которая закончилась на крытой террасе, шедшей вдоль всего фасада. Там была дверь, сбоку надпись на стеклянной табличке: «Столовая». Пустой обширный зал, добротный, деревянный, из тёсанных аккуратно брёвен — стены, потолок и пол, объёмным неглубоким блеском коричневых поверхностей и ярким светом узких и коротких окон нелепо освещал столы и стулья из трубочек, пластмассы и клеёнки. Они уселись у окошка, Гриша быстро — видно было, что совсем невтерпёж — вытряхнул три четвертинки салфетки из стакана в центре стола, достал «Имбирную» из кармана брюк, налил:
— Ну чего, Бык, давай. Вздрогнем.
— Ну, твоё здоровье, Григорий, Чтоб всё путём.
Он выпил, Гриша догнал. Конечно, Андрей был здоров ужасно. Два стакана «Имбирной» дозой не были, так только, кишки от пыли промыть, пьянеть он и не думал, но долгая дорога, жара, качания, теперь покой, свободные полдня с деньгами и хоть каким, но комфортом, расслабили его, он загрустил, немного задремал, левую руку поставил на локоть, голову положил на ладонь и стал смотреть, как Гриша курит и как дым мешается с пылью в луче наружного света. Он думал, что заснул, а когда спишь так, вполглаза, то часто видишь сны, видения какие-то. Он вспомнил, как года два назад ехал ночью из Таллина и как стал засыпать за рулём. Была бледно-серая ночь, он не совсем потерял связь с реальностью, рулил нормально, но вдоль дороги, вдоль грязного убогого шоссе он видел странные высотные дома с колоннами, балконами и флагами, роскошные раскидистые пальмы, гуляющих людей и ехал не спеша вдоль этой красоты и тепла, зная и не зная, что спит, но потом всё кончилось, всё обошлось, его спутники ничего не заметили, они тоже спали и проспали до конца пути.