Прислужники замерли, удалившись на края платформы, их роли в предстоявшей игре не требовали слов и жестов, лишь красивый мальчик с красивым золотым ведёрком предложил хмельную сикеру владыкам. Гильгамеш, уважая обычай, макнул губы, но пить не стал, Балих сделал глоток-другой, но, хоть выпить любил, ощутил запрет и воздержался. Остальные возлияли до веления сердца, потом всё замерло, перед царём и Балихом остались три актёра: Бык, неподвижный на краю платформы, его ещё как бы не было, и готовые к началу игры воин и Шамхат.
Блудница открыла уста и заговорила, адресуясь к стоявшему перед ней воину:
Давай, Гильгамеш, будь мне супругом,
Зрелость тела в дар подари мне!
Ты будешь мужем, я буду женою!
Приготовлю для тебя золотую колесницу…
Шамхат играла свою роль обнажённой и украшенной неисчислимыми драгоценными камнями, закреплёнными на золотых цепочках. Они сверкали в последних лучах солнца, в гаснущем блеске золотого храма, цветным узором покрывая тело блудницы от высокой причёски, украшенной диадемой, до многих браслетов на узких щиколотках и кожаных ремешков красных сандалий. Она была пленительно прекрасна, как Великая Богиня Инанна, владычица многоликой похоти, в тот грозный день, когда призвала на своё ложе великого героя Гильгамеша, она укрыла свою многоопытную распутность под покровом изысканного смущения, обнажённое тело робко предлагалось ценнейшим призом красе и мужественности героя, воин, исполнявший роль Гильгамеша, стоял вцепившись мёртвой хваткой в копьё, прибитый дисциплиной, как гвоздями, к месту, но, как много лет назад Инанна, так и теперь Шамхат получила отказ, единственный отказ, полученный Великой Богиней и великой блудницей. Воин с усилием разнял уста и начал ответ хриплыми скрежещущими звуками:
Зачем ты хочешь, чтоб я взял тебя в жёны?
Я дам тебе платьев, елея для тела,
Я дам тебе хлеба в пропитанье и в пищу,
Накормлю тебя хлебом, достойным богини.
Магия слов, произнесённых задолго до рождения воина, дала ему силы, присутствие самого владыки облегчило речь, страсть отпустила мышцы, разрешила язык, он продолжал решительно и твёрдо:
Твое жилище пышно украшу,
Твои амбары зерном засыплю,
Твои кумиры одену в одежды,
Но в жёны себе тебя не возьму я!
Ты — жаровня, что гаснет в холод,
Чёрная дверь, что не держит ветра и бури,
Дворец, раздавивший главу героя,
Колодец, который поглотил свою крышку.
Игра ежегодно повторяла загадочный подвиг Гильгамеша: он единственный из смертных мужей отверг домогательства Богини. Она призывала немногих, желала лишь величайших, но магия божественных объятий была такова, что сила крепчайших мужей отнималась до капли, они слабели, старость облекала их немощные тела и души, и погибали они без возврата или становились скорбящими тенями в подземном царстве. Только страшная воля Гильгамеша смогла отвергнуть Инанну, он нанёс ей оскорбление, исключавшее всякую возможность примирения, и повторял это оскорбление ежегодно в священной игре на вершине мира, оскорбляя и Шамхат, которой не отказывал никто никогда, и сам царь тоже, исключая воина, чьими действиями руководила та же царская воля.