«Почему не приходит ко мне? Все годятся ей, кроме меня! Сейчас ляжет с этим Быком, а кто он? Низший из низших, почти раб, ничего, кроме фаллоса, у него нет, а она! Всё с тем же задумчивым лицом, сосредоточенным взглядом примет его, потом начнёт стонать, извиваться, страсть овладеет ею, окрасит щёки и губы, место юной невинной жрицы займёт распалённая храмовая проститутка, изнывающая от похоти, впитывающая обильные потоки семени и оскорбляющая этим достоинство его, могучего и желанного каждой женщине Балиха».
Оскорбляли его все: и недостойная блудница, и прислужники, потешавшиеся неприметно над его позором, и Бык, чей напряжённый фаллос нагло торчал на фоне неба и бесстыдно указывал на прекрасное блудливое лицо Шамхат, и воин, глупая обезьяна, передразнивавшая царя, и сам царь, устроивший идиотский ритуал и заменивший грозное и справедливое убийство злодея смешным тыканьем копья в давно уже мёртвую кожу.
Балих ощутил прилив порченой крови к голове, родивший ярость и бешеное желание смерти. Он понял, что пришло время, что он должен явить свой гнев и великую мужественность недостойным зрителям. Сейчас он встанет с трона, прервёт немощный ритуал, возьмёт у жалкой козявки копьё, поразит похотливое чудовище и восторжествует над этими жалкими гордецами — царём и блудницей.
Он встал, ярость бушевала в крови и давила изнутри, снизу вверх на кости черепа, он медленно, подчиняясь этому давлению, выпрямился, поднял голову и направился к воину, который, как ему подлинно было известно, не мог нарушить неподвижность, установленную законом игры. Короткий путь пересекал невидимую линию, соединявшую Гильгамеша и Шамхат, он сделал шаг, на этой линии было что-то, какой-то поток, неслышный, невидный, наверное даже несуществующий, но вызвавший желание повернуться и взглянуть на царя. Он захотел повернуться и увидеть, сознание сперва не заметило этого желания, потом он сделал ещё один медленный и краткий шаг, понял, что хочет взглянуть направо, напрягся и почувствовал слабое, но несомненное давление на правую ногу: чья-то воля толкала её, заставляла сделать ещё один шаг, ещё приблизиться к воину, его копью, смерти Быка, крови и торжеству безумия.
Тот, кто вёл его всё это время, слегка перестарался. Достаточно было затруднённого дыхания и тяжёлой крови. Намёк на то, что он несвободен, что кто-то, кто бы им ни был, пытается навязывать ему не только поступки, но и мысли, вызвал в его груди удар истинной, не выстроенной чужим злоумием, ярости. Мозг встряхнулся, стал выталкивать испорченную кровь и испорченные чужие мысли, первым пришло понимание того, что убийство не приведёт к торжеству. Балих ясно увидел, как будет стоять потный и растерянный над мёртвым актёром, который не посмеет даже отклониться от пути копья и, в отличие от истинного Быка, примет несправедливую смерть до совокупления и не получит в последние мгновения жизни предписанного правилами удовольствия.