— чего мне и так не хотелось, — и я могу немного отдохнуть от всего того стресса, который испытывала в последнее время. С ветрянкой не поспоришь.
Сыпь расползается и вылезает у меня на левой ноге, на левой стороне живота и, под конец, на левой стороне лица. Выглядит так, будто кто-то провел красным маркером линию вдоль середины моего тела и велел сыпи держаться одной стороны. Она страшно чешется; я принимаю ванны с овсянкой и с ног до головы мажусь сразу несколькими кремами против зуда. Мне стыдно показываться на улице в таком виде, поэтому я сижу дома, пока все не проходит.
— Хорошо, что ты нида именно сейчас, — говорит Эли. — Мне все равно нельзя к тебе прикасаться.
Спустя три недели сыпь, хоть и начинает потихоньку заживать, все еще заметна. Я просыпаюсь среди ночи от сильной боли в животе, и меня рвет несколько часов подряд, прежде чем Эли решается позвонить своему другу-парамедику и спросить у него, как быть.
Михоэл состоит в местной организации «Ацала», которая располагает собственными машинами скорой помощи и фельдшерами. Он говорит, что по их правилам женщину с болью в животе всегда отправляют в больницу, поскольку существует вероятность, что у нее что-то с маткой. Нас привозят в приемное отделение университетской клиники, где большая очередь преимущественно из местных, которые пришли за обезболивающими. Меня долго не осматривают и дают лишь лекарство от жара, и, когда я наконец-то попадаю к доктору, он вызывает инфекциониста, чтобы тот меня осмотрел. Этот врач, тщедушный азиат с морщинистым лбом и лоснящейся кожей, сообщает, что у меня опоясывающий лишай, который, заключает он, глядя на религиозное облачение Эли, я, вероятно, подхватила в ритуальной купальне.
При воспоминании о бассейне с теплой водой, которую я, видимо, разделила с сотней-другой женщин, меня передергивает. Мне даже в голову не приходило, что можно подхватить болезнь, исполняя одну из Божьих заповедей. Меня всегда учили, что мицва, она же заповедь, не может навредить; сама ее суть защищает нас.
Я чувствую себя проклятой. С тех пор как мы с Эли сыграли свадьбу, все, что только могло, шло не так. Я унаследовала склонность Баби к суевериям — может, это знак? Если так, то он запоздал. Чуть раньше я еще смогла бы воспользоваться этим предостережением. Но изменить свое положение сейчас я уже не в силах.
В нашем доме восемь этажей, на каждом плюс-минус двадцать квартир, в которых по большей части живут такие же молодожены, как мы с Эли. Но каковы же были шансы, что Голда поселится на одном этаже с нами?