Мне все равно — у меня-то нет ребенка, чтобы куда-то с ним выходить.
Во вторник 11 сентября 2011 года я опаздываю в школу. На часах четверть одиннадцатого, и я быстрым шагом преодолеваю три квартала до здания школы, но, свернув на Гаррисон-авеню, замечаю, что что-то не так. Небо зловещего серого цвета висит тяжело и низко над крышами. Не похоже, что собирается дождь, но воздух чем-то наполнен, как будто в нем плавает слишком много строительной пыли. Все окна в школе распахнуты, потому что в здании нет кондиционеров, и полноценная осень еще не наступила. Обычно уличный шум заглушает голоса учительниц, и нам приходится закрывать окна во время уроков, но сегодня на улице устрашающе тихо. Никто не сверлит и не гудит, грузовики не бряцают об металлические плиты на двухполосной дороге перед школой. Слышно только тихое чириканье воробьев.
В час дня в динамиках системы оповещения раздается треск, когда секретарь пытается включить древний интерком. Его почти не используют.
— Все девочки освобождаются от уроков. — Голос звучит невнятно, но громко. От тонкого визга помех мы затыкаем уши, но затем голос секретаря звучит снова, в этот раз четче. — Пожалуйста, соберите вещи и покиньте здание стройными организованными колоннами. Снаружи вас ждут автобусы, которые развезут по домам тех, кто живет далеко. Вам сообщат, когда школа вернется к работе в привычном режиме.
Я в замешательстве оглядываюсь на одноклассниц. Уроки отменяют только при пожаре или еще каких-то чрезвычайных обстоятельствах. Никто не заинтересован в том, чтобы девочки из общины целыми днями слонялись по улицам без дела. Но сигнализация так и не включается. Почему нас отправляют по домам? Большинство девочек просто счастливы неожиданной свободе и не собираются наводить справки о том, что послужило ей причиной. Они застегивают портфели и выстраиваются в коридорах, радостно хихикая. Судя по всему, любопытно только мне.
Я неторопливо иду домой. Зейде будет озадачен, когда я вернусь. Он может решить, что я пытаюсь прогулять уроки. Что мне ему сказать — что нас просто распустили по домам? Звучит нелепо.
Зейде нет в офисе, когда я тихо крадусь по вестибюлю. Его дверь распахнута, но за столом пусто. Наверху Баби месит в кухне тесто для халы, ее фартук испачкан налипшим тестом. Телефонная трубка покоится у нее под ухом, и она молчит, когда я шумно вхожу, кидая сумку с учебниками на стул. Я прислушиваюсь к ее беседе, но она почти ничего не говорит, только иногда кивает и задает туманные вопросы типа «Почему?» или «Но как?».