Таковыми являются весьма примечательные факты, устанавливающие отношения Тамплиеров с Исмаилитами Сирии. Эти отношения отнюдь не были дружественными и далеки от благоприятного суждения о тезисе, видящем в рыцарях Храма адептов тайной доктрины исмаилитских сектантов. В 1272 году, менее чем за пятнадцать лет до взятия Иерусалима Саладином, Тамплиеры еще пребывали во вражде с Ассасинами, воюя против них в компании старшего сына короля Англии Генриха III-го принца Эдуарда, которого чуть не убил исмаилитский сикарий по наущению мамелюкского султана Бибарса[1068].
По недостатку фактов, доказывают ли очевидно существующие аналогии между доктринами, что Тамплиеры соблазнялись в религиозных принципах Исмаилитов? Эти аналогии не подвергаются сомнению: речь идет только о пределе понимания.
Отметим, что сначала в кульминационной точке и под разными завесами своего поступательного учения исмаилиты скрывают безграничное свободомыслие и самый абсолютный скептицизм. Именно здесь пребывает верховное таинство, разоблачаемое только адептам последней степени. Им оставляют свободу выбора философских или религиозных систем, лучше им подходящих; но в совокупности это вечность материи или, как говорит Новаири, вечность элементарных начал, субстанций, это чистый материализм, проповедуемый ими. Все религии, все ереси, все философии приспосабливаются к доктрине внутреннего смысла; ее крайняя гибкость готова для всех интерпретаций: она не отвергает Манеса больше, чем Вардессана, Валентина или Платона. Если атакуется божественное единство, если проповедуется дуализм, то это только для прозелитов, еще не достигших суммы знания; еще хороший подход, чтобы удовлетворить монотеистов – поставить над предсуществующим существом, отцом существа, сотворившего мир, другое безымянное существо, от которого само предсуществующее существо получило существование – концепция, напоминающая религию Зороастра, согласно которой доброе и злое начало, Ормузд и Ахриман, являются двумя произошедшими от высшего принципа, от бесконечности.
Дуализм, исповедуемый Тамплиерами, представляется менее рафинированным и более грубым. Они нисколько не ставят доброе и злое начало на один и тот же уровень; они подчиняют второе первому: над добрым Богом, предсуществующим Исмаилитов, они не признают никакого высшего и безымянного существа. Именно вследствие своего религиозного эклектизма, своего абсолютного безразличия в области веры, Исмаилиты пришли к безудержной распущенности, характеризующей большинство их сект. Если Тамплиеры пришли к тем же самым аморальным итогам, то это единственно благодаря превосходству, которым они наделяли злое начало, оставив далеко за собой в подражании Исмаилитам посвященных последних, свободных в выборе религиозных и философских систем; представляется даже, что Тамплиеры обладали только одной доктриной, согласованной ими для навязывания. Если они признавали различные степени посвящения, что не является достаточно проясненным, то лишь с единственной целью не поднимать одним махом все завесы, скрывающие их мистерии, чтобы тем самым пощадить совестливые души; но ничего не подтверждает, что последняя степень их учения состояла в сообщении прозелиту, что все разоблаченное перед ним до сих пор, было ничтожным и тщетным и подготовкой к абсолютному безразличию и материализму. Одним словом, Тамплиеры предстают дуалистическими сектантами; они не являются ни атеистами, ни свободными мыслителями.