Он даже не вздрогнул и не шевельнулся, когда я с силой нажала на него. Вместо этого он задрал ногу, чтобы нарочно прижаться к моим костям, пытаясь понять, как я отреагирую.
– Если у меня будет синяк на ноге, мне будет труднее удерживать тебя, – попытался он угрожать мне.
– Намного труднее. – Я закатила глаза. – Пошел в задницу. Ты ерничал, когда у тебя все бедра были в синяках.
Он засмеялся, чем снова застал меня врасплох.
– Скажи мне, чем ты занимаешься. Ведь все равно журналистки пока нет.
– Ничем.
– У тебя проблемы.
– У меня нет проблем. Я в порядке.
– Раньше я никогда не видел, чтобы ты так дергалась, и я не понимаю, злит это меня или отчасти радует.
При слове на букву «р» я уставилась на него, но, для начала, ничто в его лице не подтверждало сказанного им. Не думала, что он использует это слово на букву «р» применительно ко мне. Раздражает, может быть. Радует – ни в коем случае.
– Пусть будет «злит», – продолжал он, все еще оставляя вопрос открытым. – Я буду спрашивать тебя до тех пор, пока ты не ответишь мне.
Боже! Что воображали о себе все эти люди в моей жизни, которые не могли и не стали бы слышать «нет» в ответ. Ту же самую игру затевала моя мама, когда ей хотелось что-то разузнать. На самом деле в этой игре принимали участие все мои родственники, если им хотелось узнать то, о чем я не хотела им говорить.
– Фрикаделька.
– Ты – зануда. Надеюсь, ты знаешь об этом. – Я снова бросила взгляд на дверной проем. – И не называй меня Фрикаделькой в присутствии репортера. Еще не хватало, чтобы кто-то еще стал обзывать меня так же.
– Не буду, если ты скажешь мне, что с тобой случилось.
– Ты – идиот.
Он шумно выдохнул:
– Не буду. Скажи мне.
Вздохнув, я закатила глаза, не надеясь на то, что не услышу об этом до конца дня – или дней, – если откажусь.
– Видишь ли, я очень не люблю прессу. Я не люблю большинство писак. Они всегда все перевирают и выворачивают смысл наизнанку, чтобы вызвать полемику. А народ глотает это дерьмо. Ему нужен спектакль. Ему хочется верить всем мерзостям, которые он слышит о тебе.
– И что?
Не произнес ли этот ублюдок слова «и что?» так, будто это было ругательство?
– Что-что… Однажды я сказала, что система судейства все еще не совершенна, и журналисты повернули дело так, будто я считаю, что победа на соревновании была присуждена незаслуженно. После этого я несколько месяцев получала полные ненависти письма по электронной почте. В другой раз я отметила, что у кого-то прекрасно получился флажок[14], и они вдруг не написали ничего хорошего, – сказала я Ивану, вспомнив два эти случая потому, что они несколько месяцев доставляли мне беспокойство. И это была только частичка того, что акулы пера перевирали и выворачивали наизнанку до тех пор, пока вообще не перестали писать о том, что я думаю или говорю. Я ненавидела людей, занимающихся подобной ерундой. Я действительно бесилась от этого. Господи. – И не заставляй меня говорить о видео.