На красных горах
Тридцать белых коней:
To удила грызут,
То копытами бьют,
То, сомкнувшись, замрут.
Больше ему ничего не лезло в голову – сейчас он мог думать только о вещах, связанных с едой. Загадка была старая, и Голлум знал ответ так же хорошо, как вы, наверное, его знаете.
– С-семеч-чки! – прошипел он. – Это з-зубы, з-зуб-ки, Прелес-сть моя! Но у нас-с с-с тобой их вс-сего ш-шес-сть. З-зубы!
И Голлум задал следующую загадку:
Без крыльев летает,
Без зубов кусает,
Без рук метет,
Без глотки орет.
– Минутку! – воскликнул Бильбо, чьи мысли все еще вертелись вокруг еды. К счастью, он где-то слыхал нечто подобное и, немножко сосредоточившись, догадался: – Это, конечно, ветер. – И так обрадовался своей сообразительности, что тут же придумал загадку («Такую подземной твари трудно будет отгадать»):
Глаз в лике голубом,
Увидел глаз в лице зеленом.
«Похожи мы, – сказал, –
Но дело в том. Что мы далёко:
Один внизу, другой высоко».
– Ш-шш-ш… – зашелестел Голлум. Он так долго жил во мраке под землей, что почти забыл такие вещи. Но как раз когда Бильбо начал надеяться, что скользкая тварь его загадку не отгадает, Голлум вдруг вспомнил о давних-давних днях, когда он жил с бабушкой в норе у реки, и…
– Ш-шш-ш, Прелес-сть моя, – раздался его голос. – Мы з-знаем, ш-шш-што это. Это с-солнц-це и подс-с-солнух-х…
Но от разгадывания обычной земной загадки Голлум устал. Кроме того, загадка напомнила ему о тех днях, когда он жил в тепле и не был таким скользким, противным и одиноким. У него испортилось настроение, и, что еще хуже, он проголодался. Поэтому Голлум постарался вспомнить что-нибудь потруднее и пострашнее:
Ничем не пахнет, не слышна,
Неосязаема она,
Не схватишь – ускользнет из рук,
А покрывает все вокруг.
На ней блестит лишь звезд венец,
Начало в ней и в ней конец.
К несчастью для Голлума, Бильбо что-то похожее раньше слышал и, так или иначе, отгадка была вокруг него.
– Темнота, – сказал он, не задумываясь и даже не почесав затылка. И тут же произнес:
Ни ключа нет, ни крышки, сундук закрыт.
Золотое сокровище в нем лежит!
Он загадал эту загадку, чтобы выиграть время, пока не вспомнит что-нибудь по-настоящему трудное, а здесь только немного слова изменил, чтобы не так избито звучало. Но для Голлума загадка оказалась очень заковыристой и неприятной. Он шипел, бормотал что-то сам себе, сипя и захлебываясь, а ответить никак не мог. Через некоторое время Бильбо потерял терпение.
– Ну так что? – сказал он. – Расшумелся ты, как кипящий чайник. Ты, может быть, воображаешь, что это ответ? Но это не так.
– Дай нам подумать: пус-сть дас-с-ст нам подумать, Прелес-сс-сть моя!