Мадам де Шеврез с живостью схватила своего любовника за руки.
– Это правда, – вскричала она, – это правда, Анри, что стоит мне только сказать, и вы, не колеблясь, возьметесь защищать самое правое и благороднейшее дело?! Это униженное дворянство, удаленных от трона принцев крови, угнетенную королеву… даже самого короля, подчиняющегося этому тягостному деспотизму?
Граф де Шале с восторгом смотрел на свою возлюбленную, в воодушевленном взоре которой горел такой огонь надежды, любви, горячей мольбы и самых нежных обещаний.
– Испытайте, Мария, повторяю вам, – отвечал он.
Герцогиня поднялась на ноги.
– Довольно, – сказала она. – Я ловлю вас на слове, господин граф.
Она позвонила. Вошла доверенная горничная.
– Мариетта, приведите сюда человека, который ждет в моей библиотеке, – приказала герцогиня де Шеврез.
– Ого! – воскликнул Анри с улыбкой, но с такой улыбкой, которая плохо скрывала удивление, смешанное с некоторым беспокойством. – Похоже, эта маленькая ссора по поводу моей ветрености была подготовлена заранее. Что же это за человек, которого вы намерены мне представить, милая герцогиня? Вероятно, предводитель какой-нибудь шайки заговорщиков?
Графиня де Шеврез приняла серьезный вид.
– Уж не жалеете ли вы о том, что вспомнили про свою шпагу, господин граф? – спросила она.
Он вздрогнул.
– Даже сложив голову, Мария, – возразил он, – я не пожалел бы ни о чем в жизни, за исключением того часа, когда бы вы мне сказали: «Я не люблю вас более!»
– Ах! – вскричала герцогиня. – Значит, вы ни о чем не будете жалеть, умирая, мой друг, потому что я буду любить вас вечно! Теперь слушайте: под началом человека, которого вы сейчас увидите, действительно находятся двенадцать его товарищей, таких же решительных, как и он сам. Он составил самый смелый, но вместе с тем и такой верный план, какой только можно вообразить.
– И что же это за план?
– В свое время вам его объяснят. В настоящую же минуту этот человек, жертвующий на это предприятие свое состояние и свою кровь, не требует от нас ничего, кроме одного слова… одного только слова одобрения и поощрения.
– Какое же это слово?
– Вот оно: «Действуйте!»
На какую-то долю секунды на физиономии графа де Шале вновь отобразилась нерешительность, но выражение это исчезло так быстро, что герцогиня его и не заметила. Да и мог ли он отступить теперь, после всего, что произошло?
– Хорошо, – сказал он. – Могу я узнать, кто этот человек?
– Один дворянин из Ла-Рошели.
– Как! Дворянин из города, который из ненависти к королю открыл свои ворота англичанам…
– Вы хотите сказать – из ненависти к Ришелье?