Было дико осознавать, что я лежу у него в спальне, в одной кровати — с тем самым бабником-Марком, но внутри у меня проросло нечто непрошеное, робкое: а может, я на самом деле ему небезразлична? Если бы он хотел только переспать со мной, разве был бы так нежен сейчас, когда я сказала, что не могу?
Я несмело обняла его за талию, когда он поцеловал меня особенно жарко, но Марк вдруг отстранился. Встал:
— Я в душ. Не смей уходить!
Стоило двери захлопнуться за ним, как сомнения овладели мной с новой силой. Зачем я поддалась? Ведь он не изменится, будет по-прежнему красавчиком Марком, любителем баб, привыкшим менять девушек как перчатки.
Взять хотя бы ту блонду — ведь он привёл её сюда, зная, что я здесь. Может, он, конечно, не подозревал, насколько сильно это меня ранит, но всё равно. Растаять от пары поцелуев — это как-то совсем непохоже на меня.
Я уже почти решила было сбежать, но только собралась подняться, как дверь открылась. Марк вошёл голый по пояс, сверкая татушкой, вытирая волосы полотенцем. Я съёжилась у изголовья, подтягивая покрывало к груди.
Взгляд невольно скользил по гладкой коже, по перекатывавшимся под ней мышцам руки, по узору татуировки. Хорошо хоть не голый зашёл. С другой стороны — его тело смущало меня даже наполовину обнажённым. Божечки, какая у него обалденная фигура, так бы и смотрела.
Тут я вспомнила, как он небрежно приобнимал ту блондинку, его руку у неё на талии, и обида снова полыхнула в груди. При этом пялиться на Марка я не переставала. Сложно одновременно ронять слюни на парня и обижаться. Даже не знаю, как это у меня получалось.
— Что случилось? — Марк приблизился, сел рядом. Аккуратно расцепил мои руки на покрывале, отобрал его и заставил меня залезть под одеяло.
И вот опять — стоило ему коснуться меня, как я потеряла желание спорить и выяснять отношения. Максимум, на что меня хватило — это устроиться к нему спиной, чтобы показать, что я обижена. И ещё поинтересовалась вслух:
— Какого хрена ты вообще её привёл?
Марк лёг рядом, притянул меня к себе. Отодвинул волосы и поцеловал сзади в шею, отчего по телу опять хлынула волна мурашек. Я молча прикусила костяшку пальца. Хорошо, что он не видит, могу распаляться и краснеть сколько влезет. От мысли, что он прижимает меня к обнажённому торсу, со мной творилось что-то странное. Хотелось повернуться, самой поцеловать его, провести руками по груди, потрогать мышцы живота…
— Не знаю… плохо соображал. Был нетрезв, — ответил он сонно. — Давай спать.
Он щёлкнул пультом, и комната погрузилась во мрак.
Ну вот. Я снова огорчилась. С одной стороны было ясно, что самого Марка эпизод с блондинкой совершенно не волнует, она, похоже, прошла по периферии его сознания, практически не замеченной. С другой — мне не хватало его извинений и уверений в том, что между ними действительно ничего не было. И что в будущем рядом с ним не возникнут снова такие блондинки, стоит нам только поссориться.