Прежде чем въехать в лес, догнали серый пикап, знакомый Чеславу. Это была больничная машина, которую использовали двояко: по хозяйственной надобности и как карету Скорой помощи; трудно было обогнать пикап на узком, ненадежном шоссе, больничный шофер, возможно, не слышал клаксона машины Смоляка, не уступал дорогу, поэтому пришлось уменьшить скорость, и тотчас сделалось тише в ушах и в голове, пикап въехал в лес, вскоре исчез за поворотом, и почти одновременно загремели выстрелы, короткие, злобные очереди, в реальность которых трудно было поверить сразу.
С внезапно затормозившего грузовика Чеслав выскочил последним, солдаты, и среди них Смоляк в гражданской одежде, бежали точно наперегонки, Чеслав старался их догнать, поскользнулся, едва не упал, увидал пикап, опрокинутый поперек дороги. «Убили шофера», — эта мысль совпала с треском автоматов людей Смоляка, Чеслав видел, как двое из бандитов, обступивших машину, нырнули в лес, с яростью пожалел о том, что гордился перевязью, — если бы у него были здоровые руки и автомат, он мог бы срезать тех двоих, хотя бы одного; остальные лежали на дороге, один все привставал и снова ложился, как «Ванька-встанька», но Чеслав не смотрел на него, не расслышал слов Смоляка: «Это была ловушка для нас!» — подбежал к кабине опрокинувшегося пикапа и громко выругался.
— Он меня еще сегодня перевязывал, — объяснял он Смоляку, а может, шоферу, руки которого превратились в кровоточащие ошметки, нашпигованные битым стеклом, — он меня еще сегодня…
— К больному ехали? — допытывался Смоляк.
— Нет, нет. Нет, нет, — повторял шофер, глядя на свои руки.
— Успокойтесь, успокойтесь, с вами ничего страшного не случилось. Так куда же вы ехали?
— За картошкой для больницы. — Шофер смотрел, как один из солдат забинтовывает ему руки. — За картошкой.
— А он? — показал Смоляк на врача, лицо которого было белее затоптанного снега на дороге, а шея в кровавых лохмотьях.
— Завхоз заболел, — заговорил шофер, не сводя глаз с бинта, обматывающего его руки, — словно предчувствовал, а доктор говорит, мол, выручу, у него невеста в Мостиске, не женится оттого, что в Кольске жить негде, навещу ее, говорит, и поехал; вот как ее навестил, вот как нас отделали…
Чеслав слушал и чувствовал, как что-то горит в груди и в горле, и кровь стучит в висках, взглянул на «Ваньку-встаньку», а тот все вставал да укладывался, только в замедленном темпе, Чеслав не видел его лица, не мог его себе представить, потянулся к заднему карману за «вальтером», но тут Смоляк стиснул его запястье.
— Что ты делаешь? Пусть поживет.