– Не томи же! – Эля, чувствуя странное беспокойство, нетерпеливо постучала пальцами по толстому стеклу витрины.
– Простите, госпожа, – очнувшись от ее оклика, виновато улыбнулся оружейник. – Так вот… Забрав у сестры рассыпающий огненные искры меч, Ланион протянул оба клинка моему прадеду… Вы уж не серчайте, не стану я дословно передавать состоявшийся тогда разговор. За пролетевшие поколения легенда стала похожа на длинную невероятную сказку, в которой трудно отыскать зерно вложенной когда-то истины, но теперь я знаю, где правда, о ней и скажу… Долгие столетия Ланион и Аллилея наблюдали за тем, как бережно и опасливо относится Галаандур к неожиданной находке, и, видя, что не поддался он алчности, решили наградить мудрого оружейника, вложив в его последнее творение частицы божественной сущности, соединив в несокрушимом металле Жизнь и Смерть, Любовь и Ненависть, Боль и Справедливость… В каждом из смертных есть Свет и есть Тьма, каждый миг чаши весов колеблются то в одну, то в другую сторону… Абсолютное добро так же опасно, как чистое, ничем не разбавленное зло, ибо добро без зла теряет свое значение и становится хаосом, а зло без добра обращает в страшное Ничто все, к чему прикасается… Отныне, по желанию Богов, лишь тот, кто познает смерть и вновь обретет жизнь… тот, чьи чаши весов застынут в идеальном равновесии… тот, кто, развеяв золу, вновь разожжет жаркий огонь справедливости и любви… только он сможет оживить выкованные Галаандуром клинки. И будут они верой и правдой служить ему, даруя божественные силы… За многие поколения моих предков лишь немногим посчастливилось стать избранными, и каждый из них достойно нес свое бремя, а после их смерти чудесные близнецы вновь возвращались к нашему роду… Так гласит легенда, – оружейник недоверчиво покачал головой, – но я никогда не верил, что смогу собственными глазами убедиться в подлинности тех событий. Мечи признали вас, госпожа, – он с легким сожалением взглянул на раскрытый футляр, но в следующее мгновение в медно-карих глазах вспыхнула решимость, – они ваши без всякой платы. Так завещал мне отец, а ему – мой дед.
– Не могу, – чувствуя, как ее душа рвется к странным близнецам, Эля с усилием отступила подальше от стойки с маняще распахнутым ящиком. – Ты найдешь кого-то более достойного, чем я.
Твердая, прохладная рука Горма легла на ее напряженное плечо:
– Ты можешь отвергать истину, но эти мечи уже выбрали себе хозяина… точнее, хозяйку. Аллилея добра, но Ланион не простит твоей слабости. Он воин, Танайя, и битва – это то, что ему знакомо лучше всего остального. Он презирает отступников, а ты, отрицая свершившееся, предаешь сама себя. Выстоять бой еще не означает выиграть войну, и пока ты жива, она будет длиться.