Смесь культуры с диким варварством - вот каким предстал перед мореплавателями Рио-де-Жанейро.
Близился день отплытия. Все ремонтные работы были закончены, паруса починены, продуктами моряки были обеспечены на самый дальний путь. Уход русского корабля вице-консул решил отметить чем-нибудь особенным, «выходящим из ряда вон». Мы не станем описывать это продолжавшееся всю ночь празднество, в котором принял участие чуть ли не весь город, не говоря уже о членах дипломатического корпуса. Приведем лишь заключительные слова речи французского адмирала Гравеля, обращенной к Лазареву. «Никогда я не думал, - произнес адмирал, - что русские такой веселый, живой и музыкальный народ. Мы имели совсем другое о вас представление. Нам надо и впредь чаще видеться и лучше познакомиться».
Приведенный эпизод из истории кругосветного похода на «Крейсере» еще раз свидетельствует, насколько основная идея русских кругосветных плаваний - сближение России с отдаленными зарубежными странами путем живого общения - явилась плодотворной. Сто сорок с лишним лет тому назад о России в Южной Америке и Австралии имели еще самое смутное представление. Но вот сюда пришли русские корабли; местные жители познакомились с людьми гуманными, располагающими к себе, одаренными. По ним они стали судить и о других русских людях. Так была открыта для Бразилии наша страна.
Загруженные разной живностью, со снастями, увешанными гирляндами бананов, 22 февраля «Крейсер» и «Ладога» покидали Бразилию. Предстоял дальний и трудный поход - через два океана в Тасманию и далее в Русскую Америку. Путь был выбран вокруг мыса Доброй Надежды, как более спокойный.
«Это было сплошное время бурь и непогоды», - как заметил Завалишин. Штормы, один сильнее другого, с дождем, градом и снегом преследовали моряков почти непрерывно. Корабли по два, по три дня так швыряло, что о горячей пище нельзя было и думать. Все питание составляли тогда сухари да кружка подслащенной воды. Особенно бесился океан при подходе к берегам Тасмании. Аврал следовал за авралом. Матросы не вылазили из промокшей насквозь одежды. Придет, бывало, с вахты в кубрик матрос, весь иззябший, промокший до нитки, чтобы сменить одежду и обувь, а его снова требуют наверх. И так целые сутки!
Даже у самых запасливых из офицеров не хватало сухой обуви и шинелей. У Завалишина было семь шинелей, и ни одна из них не успевала просохнуть. От непрерывных потоков воды повсюду стала развиваться ужасная сырость. Дошло до того, что единственным сухим помещением на корабле оказалась кают-компания, в которой и находились офицеры в ожидании вахты или аврала.