— Тот. Он самый, — почему-то вдруг с уверенностью заметил Федор. — Ну, я пойду, тату.
— Куда?
— На гору схожу.
— Не ходи, как бы дождя не было. Месяц с вечера в короне стоял. Да вон и аист ниже спускается.
Но небо было чистое, и о него, как о хрустальное донце, разбивался клекот аиста. Солнце стояло в зените, и аист кружил, словно бы совершая какой-то удивительный танец. А может, и в самом деле есть какой-то скрытый смысл в этом его парении по кругу?
Федор перешел улицу и по узкой дорожке, крепко опираясь на палки, начал взбираться в гору. Он не сводил с аиста глаз, а тот кружил все шире и шире. Почему-то припомнилось Федору, как, бывало, мальчишками бегали они с Павлом и кричали в небо: «Колесом, колесом!»
Ему и сейчас захотелось кинуть кверху кепку и закричать во всю мочь это детское, радостное: «Колесом, колесом!»
Дорога то и дело убегала из-под ног в сторону. Он терял ее, спотыкался. Всем своим существом ловил запахи трав, цветов и жадно вбирал в себя. Казалось, он слышал, как дышала земля, как колыхалась трава под ногами. Когда-то он думал, что, уехав из села, оборвал пуповину, привязавшую его незримыми нитями к прошлому, заглушил знакомые запахи запахом металла, туши и графита. Но теперь снова гуси, аисты, травы... Нет, запах земли так же крепок, как и запах металла!
Чем выше он поднимался, тем сильнее бушевал ветер, распахивал полы пиджака, нагонял в уголки глаз слезы. А Федор все шел и шел... Вот уже и дорога поползла вправо, в обход верхушки горы. Тут он уже был не одинок. На самой вершине, склонив в немой печали знамя, стоял бронзовый солдат. Он задумчиво смотрел вдаль, туда, где за синим Удаем зеленела другая гора, и на ней стоял другой солдат. А дальше — еще и еще... — и так по всей украинской земле. Словно запорожцы на часах в давние тревожные времена, застыли они, молчаливые, суровые. Федор окинул взглядом горизонт и подумал: «Да, и эти солдаты стоят на часах! Пусть только где-то на небосклоне заклубится черный дым и загрохочет взрыв, — поднимут они свои знамена и пойдут, пойдут по родной земле...»
Федор стоял и смотрел на бронзового солдата. И почему-то вспомнился ему фронтовой друг Микола. Ведь для многих теперь и Микола — уже легенда. Печаль и жалость стиснули сердце. Вспомнилось Федору, как в далеких Карпатах стоял он вот так же молча и горевал над мертвым Миколой.
Микола — легенда для других. А Федор и сейчас чувствует себя как бы виноватым перед другом. Не свершил Федор того, о чем вместе мечтали, а значит, не исполнил Миколиной воли. «Устал я, Микола. Не смерти испугался, хотя и стращали меня врачи. Просто устал. Потерял надежду... Ну, что же, не каждому суждено найти. Нужно уметь остановить себя вовремя... Вот тут, в Голубой долине, закончу жизнь. Это суета все, Микола. Прости, если можешь...»