И Эдуард в своей каюте тоже писал Элит и тоже смотрел на море. До восхода солнца вода отливала сталью, совсем как на Каме. Он вспомнил о непрочитанном журнале и, закончив письмо, перелистал «Огонек».
Серая, невзрачная бумага… Когда его выпустили? 20 ноября 1931 года. Тогда еще не успели получить вишерскую. А как радовались журналисты и писатели, как приветствовали вишерцев на вечере, устроенном в их честь в редакции «Огонька». Чествовали как героев.
Это все Борис Левин. На Вишере не нашел нужных слов, а в Москве рассказал о строителях Михаилу Кольцову такое, что тот срочно созвал пресс-конференцию.
А вот и очерк о них, о вишерцах… Десять фотографий. Фотопанорама лесной биржи. Там, где раньше медведи удили рыбу. Главный корпус комбината… Зал бумажной машины… И люди, которые все это построили. Его портрет… В солдатской гимнастерке с петлицами без знаков различия и в фуражке со звездой. Алмазов, Лифшиц, Мордухай-Болтовской, Максов, Пемов — эти приедут на Колыму, дали слово. Инженеры Соколовский, Вейнов, Заборонок… Лучшие ударники Борисов, Власенко… Может, и эти приедут.
Да, многие приедут оттуда, многие. Надо, чтобы и на Колыме была такая же крепкая дружба. Ведь, как и любовь, она может дать трещину, а треснутый сосуд не звенит.
Берзин снова вернулся мыслями к Колыме. Главное, чтобы там, куда он едет, было все так же, как на Вишере. Ради этого он готов на все. Такая уж, видно, его судьба. Люди сквозь годы идут к любимой цели, а он все дальше уходит от нее.
На третьей странице «Огонька» Берзин увидел большое фото во всю полосу. Празднование четырнадцатой годовщины Октября в Москве. На трибуне Сталин в солдатской шинели и фуражке. В первом ряду, у гранитного угла, Рудзутак. В светлом макинтоше, в пенсне, правая рука у кепи. Задумался.
О чем думаешь, Ян? Не о друзьях ли, о которых надо помнить не только, когда они рядом?
Берзин выглянул в открытый иллюминатор. Волны лизали серыми языками дрожащий бок «Сахалина». Начиналась мертвая зыбь, по которой моряки узнают о приближении тайфуна.
5
У доброй вести — быстрые ноги. Но еще быстрее они — у худой. Из Владивостока и Хабаровска, обгоняя друг друга, прилетели радиограммы, и было неизвестно, какой из них можно верить. В одной сообщалось, что «Сахалин» затерло льдами, уже лопнуло шестьдесят четыре шпангоута, а «Литке» не может пробиться на помощь: израсходовано все топливо. Другая уверяла, что «Сахалин» потерял плавучесть и раздавлен льдами в Охотском море… Третья содержала известие, что «Сахалин» подошел к кромке льда у входа в бухту Нагаева и Берзина в тяжелом состоянии на носилках вынесли на лед.