Локкарт знал, что если, оттолкнувшись от одного берега, он не прибьется к другому, то окажется между двух огней.
В министерстве иностранных дел к нему по-прежнему относились с подозрением, хотя оснований для этого теперь не было.
Его положение в России уже в июне и июле стало невыносимым, хотя англичане выступили в Архангельске, Баку и Средней Азии только 4 августа.
Большевики заподозрили в нем тайного врага. Оснований для такого подозрения было вполне достаточно, как бы Локкарт ни хитрил. Он записал:
Чем больше сгущались тучи, надвигавшиеся на большевиков, тем энергичнее натягивали они поводья. Тоскливо тянулся июнь. Я чувствовал себя окруженным какой-то атмосферой подозрения, быть может, потому, что моя совесть была не совсем чиста.
Одновременно с переменой отношения ко мне со стороны большевиков изменилось и наше материальное положение.
Локкарту было о чем сокрушаться. Раньше в его штаб-квартире царило изобилие, хотя пролетарская Москва давно голодала.
Управляющий делами Совнаркома Бонч-Бруевич не считал возможным обделять дружественно относящегося к Советской власти иностранного дипломата. Локкарт и его помощники, включая плоскогрудую секретаршу с тонкими язвительными губами, получали такие продукты, которые в Кремле и не снились.
В изобилии снабжал их съестными припасами и табаком американский Красный Крест через Робинса, а пронырливый помощник британского уполномоченного в Москве Гикс заблаговременно, когда в столице грабили винные подвалы, обзавелся великолепным погребком.
Теперь все кончилось. Робинса еще в мае отозвали в Штаты держать ответ «за сочувствие красным». Становилось все труднее добывать свежее масло и зелень, и без так заметно сократившихся до чуть ли не аптекарской дозы продуктов, которыми продолжал снабжать британскую миссию американский Красный Крест, Локкарту пришлось бы туго. Кончилось тем, что миссию выселили из гостиницы «Метрополь».
С квартирой кое-как уладилось. По поводу провианта пришлось «поднажать» на американский Красный Крест, а Гиксу — почаще бегать на черный рынок и шнырять по Сухаревке. Но вот нормальные отношения со страной, где был аккредитован Локкарт, никак не налаживались.
В августе Локкарт записал в дневнике:
4 августа Москва неистовствовала — союзники высадились в Архангельске.
Митингующие люди не раз окружали дом, где раньше размещалась английская миссия. С разными весьма увесистыми предметами в руках вид у них был довольно воинственный. Сейчас трудно было гарантировать дипломатическую неприкосновенность.
Бушующая толпа не хотела знать подобные тонкости. Но убедившись, что английской миссии в отеле уже нет, возбужденные люди с натруженными руками расходились, отпуская по ее адресу такие выражения, которые Локкарт не рискнул бы воспроизвести при английских леди.