— Советы стали той силой, которая победила Корнилова, — говорил Робинс, знакомя Локкарта с обстановкой в России. — С Советами приходится считаться, как с фактической властью.
Робинс с увлечением рассказывал Локкарту о встречах с Лениным. Невысокий коренастый вождь красных произвел на американца неотразимое впечатление.
Робинс все больше убеждался, что Ленин — человек действия, а не красивых слов. И действия его строго рассчитаны и целесообразны.
Робинс решил, что даже если придется оставить свое мнение при себе, он никогда не позволит учинить какую-нибудь пакость русским, которые пришлись ему по душе, и особенно Ленину, возглавившему самую мощную революцию, способную перевернуть мир.
Локкарт не мог не согласиться с тем, что Ленина следует поставить на первое место среди самых больших политических деятелей эпохи. Ленин даже внушал ему симпатию. Однако британский уполномоченный не собирался забывать инструкций, которые получил при напутствиях в красную Россию. Собрав достаточно сведений о Ленине и зная, что именно ему, а не кому-либо другому принадлежит ведущая роль в определении политики большевистской России, Локкарт начал визиты не с Ленина, а с Троцкого, только что назначенного наркомом по иностранным делам.
Раз между Лениным и Троцким идет какая-то борьба, надо выяснить возможность ее обострения и использовать в интересах британского правительства.
Надо усилить оппозицию и расколоть красных.
Первые двенадцать дней моего пребывания в Петербурге были заполнены бесконечными переговорами с Чичериным[11] и со штабом английского посольства.
15 февраля в Министерстве иностранных дел я встретился с Троцким.
Локкарт получил двухчасовую аудиенцию у Троцкого в Смольном сразу же после того, как он вернулся из Брест-Литовска. Британский уполномоченный уже знал от военно-морского атташе Кроми, что Троцкий в Брест-Литовске не выполнил прямой директивы Ленина — подписать мир.
Выступая на мирной конференции, он кричал:
— Ни войны, ни мира!
Он заявил немцам, что русская армия не может больше воевать и продолжает демобилизацию.
— Мы прекращаем войну, но отказываемся от подписания мира! — заносчиво воскликнул Троцкий, удивив даже видавших виды германских генералов.
Председательствующий на конференции генерал Гофман счел момент вполне подходящим для прекращения игры в дипломатию и предложил советским делегатам отправляться домой.
Троцкий демонстративно удалился, выкрикнув напоследок:
— Мы уйдем, но хлопнем дверью так, что содрогнется вся Европа!
Когда это узнал Ленин, он возмутился авантюристической позицией Троцкого, а его лозунг «Ни войны, ни мира!» назвал безумием, если не хуже.