Так вот, был он никакой не герой, а просто инвалид и в самом деле бывший танкист. В ту ночь менялась погода, и старик маялся, пил валокордин и утром поднялся только затем, чтобы вызвать «скорую», он ее уже вызвал, но тут позвонил ему из больницы старый товарищ, фронтовой дружок: дочь его, мать-одиночка, неунывающая неудачница, с мил дружком собралась на юг, а крошечного сына с чужими людьми проходящим поездом отправила к деду. В полдень этот поезд должен быть на маленькой станции в сотне километров от города, но деда, такого же одинокого старика, с вечера прихватило, пришел в себя только утром, и вот просил теперь выручить его, снять внука с поезда: больше некому. Этот, бывший танкист, хотел было заказать такси, но денег не хватило, все раздал до получки своим молодым соседям, и вот тут-то он решает вывести из гаража под окнами свой старенький, с ручным управлением «Запорожец», на котором давно уже в дурную погоду предпочитал не ездить, и по дрожащей от гуда тяжелых машин, по отчаянно сигналящей, по обматерившей его не один раз бетонке торопится к поезду, и попадает в эту историю с «жигуленком», и едет дальше уже в машине сердобольных — вчерашние бетонщики! — ребят из милиции, потому что собственная разбита, а самого его, конечно, трясет; потом рядом с водителем в форме появляется еще и сестра из «скорой», так как вылезти из машины дед отказался наотрез, и они едут уже втроем, опаздывают, бросаются вдогон поезду и догоняют его на малюсеньком разъезде, где он стоит ровно одну минуту, и только уже с внуком своего старого дружка на руках дед позволяет себе расслабиться… Только в чем это выразится?.. Как? Вот это я еще тогда не придумал.
Следующим утром друг снова позвонил.
Будильник показывал чуть больше пяти, но я уже сидел за столом и, значит, тоже имел теперь моральное право разговаривать чуть свысока и как бы слегка насмешничать.
«Знаешь, — сказал он без предисловия, — назови эту историю, что я вчера тебе рассказал, «Последний бой». Ладно?»
«Да уж как-нибудь…»
И я хмыкнул и замолчал, потому что дальше могло последовать: сами с усами. Обойдемся, мол, без ваших мудрых советов.
«Это общая просьба, — проговорил он настойчиво. — Наша с Крошкиным».
А я сегодня был весел, как он вчера: « Н-ну, если ты от имени трудящихся…»
«Он умер вчера, этот старик, — сказал он твердо. — Понимаешь, какое дело: инфаркт».
Опять они меня поправляли.
Но на этот раз я только ткнулся в грудь подбородком, опустил голову.