Путь их пролегал мимо дворца, у которого они оказались одновременно с прибытием туда королевской армии.
— Это еще что такое? — прошептал Паоло.
— Похоже… — протянул Людовик, — похоже на эшафот.
— Так и есть!
— Но для кого?
Паоло улыбнулся.
— Наверное, — заметил он, — король собирается отрубить голову Луиджи.
И друзья рассмеялись.
— Задержимся ненадолго!
— Почему бы и нет?
Паренькам безумно хотелось лично присутствовать при казни их злейшего врага.
Зазвучали колокола, и воздух наполнился похоронным звоном…
Внезапно их взорам предстала длинная вереница приговоренных, замыкал которую некто в домино[36].
— Не казнь, а маскарад какой-то! — воскликнул Паоло. — Это ж надо до такого додуматься — одеть смертника в домино!
И они вновь покатились со смеху…
Мгновенно повеселев, король бросился к окну.
Он насчитал сто десять приговоренных; все они были молодые люди из известнейших семейств карбонариев.
Едва мятеж, на который они не рассчитывали, начался, они взяли в руки оружие и примкнули к рядам сражавшихся с армией лаццарони; почти все были более или менее серьезно ранены.
Когда их вывели на площадь, в толпе не раздалось ни единого выкрика — до карбонариев людям не было никакого дела.
После того как Паоло и корсары покинули поле боя, волнения тотчас же, словно по волшебству, пошли на убыль.
А когда агенты Луиджи распустили слух, что король к изъятию лотов не имел никакого отношения, что налоговые инспекторы действовали без приказа, и что вскоре будет поведена другая грандиозная лотерея, народ успокоился совершенно.
Люди поспешили побросать оружие, и у патрулировавших улицы солдат большая часть дежурства уходила на сбор валявшихся то тут, то там ружей.
Окинув взором лаццарони, которые собрались на площади и постепенно заполоняли прилегающие к дворцу улицы, король сказал Луиджи:
— Можно подумать, что никакого мятежа и не было! Только посмотри, какие они смирные!
— Без этого Паоло им бы никогда и в голову не взбрело пойти против вас, сир.
— И что, все эти люди были взяты со шпагой в руке?
Король указывал на патриотов.
— Да, сир.
И Луиджи добавил:
— Когда этих казним, во всем Неаполе останется не более дюжины серьезных карбонариев.
— Отлично, — промолвил король. — Это даст мне лет десять покоя.
Приговоренные ждали.
Палач, несчастный, который занял место того, что бежал из Неаполя, также застыл в ожидании приказаний.
Луиджи отдал соответствующие распоряжения, и к эшафоту подвели первого патриота.
Повернувшись к королю, тот прокричал:
— Да здравствует свобода!
Король иронично помахал ему рукой, и нестройные ряды собравшихся на площади неаполитанцев содрогнулись от хохота.